Текущее время: 28 мар 2024, 20:40


Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 5 ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Э
СообщениеДобавлено: 24 мар 2013, 21:02 
Vörsluaðili Töfrumorku
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 23 мар 2013, 21:22
Сообщений: 1154
Откуда: Россия
Медали: 2
Cпасибо сказано: 275
Спасибо получено:
703 раз в 285 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 57

Добавить
Э
Эвинг, Джулиана Горация (1841-85)
Ewing, Juliana Horatia

Одна из тех писателей, которые во второй половине XIX в. писали волшебные истории и другие книги для детей с толком и со знанием дела. Едва ли не с самого детства миссис Эвинг была семейной рассказчицей, и журнал, который издавала ее мать, миссис Гэтти, назывался "Журнал тети Джуди", по прозвищу, которое семья дала ей за ее талант. Большинство историй миссис Эвинг впервые появилось в этом журнале. Из них об эльфах рассказывают "Брауни", "Лоб-у-огня", "Амелия и гномы" и книга коротких рассказов "Старомодные волшебные сказки". Первые три дают натуралистические объяснения деталям сказок, но основываются на подлинной народной традиции, главным образом – традиции ее родного Йоркшира. В "Брауни" два мальчика, сыновья бедного вдовца-портного, живущего на старой фамильной ферме, уговаривают брауни, много поколений назад покинувшего дом, вернуться. Поняв, что они сами – единственные брауни в округе, мальчики сами играют эту роль. Рассказ о брауни, который мальчики вытянули из бабушки, лежит в русле общей традиции:

– Он жил в этом доме довольно долго, – сказала старушка. – Но поминать его – не к добру.

– Но, бабушка, мы и так голодные и бедные, что еще может с нами случиться?

– Это верно, верно. – вздохнула бабушка. – Счастье покинуло Траутов; должно быть, оно ушло вместе с брауни.

– Так это был он, бабушка?

– Да, милый мой. Он жил с Траутами много лет.

– А какой он был, бабушка?

– Говорят, он был как маленький человечек, милый мой.

– А что он делал?

– Он приходил, пока все еще спали, и выгребал золу из очага, разводил огонь, накрывал на стол и прибирался в комнате. Всякую работу по дому он делал. Но его никто не видел, он всегда убегал, когда его пытались поймать. Только иногда в доме слышали, как он смеется и играет где-то рядом.

– Какой славный! Бабушка, а что ему давали за это?

– Что ты, милый! Он делал это просто так, из любви к дому. На ночь ему ставили блюдце с чистой водой, а иногда – миску молока или сливок и хлеба. Он очень любил это, потому что он был большой лакомка. Иногда он оставлял в воде монетку. Еще он иногда полол огород и обмолачивал зерно. Кучу дел он переделывал, и за работников, и за служанок.

– Но, бабушка, почему же он ушел?

– Служанки подглядели за ним однажды ночью, увидели, что его рубашка совсем изорвалась, и достали ему новую одежду, льняную рубашку, и положили все это вместе с хлебом и молоком. А когда брауни увидел это, он тут же надел обновки на себя, заплясал по кухне и запел:

What we have here? Hemten hamten!
Here will I never more tread nor stampen,


Что это тут? Хемтен-хэмтен,
Тут больше никогда не буду ни молотить, ни молоть!

Вот так, танцуя, он вышел из дверей, и больше не возвращался.

Сказка о Лобе-у-огня по сюжету похожа на "Брауни". Цыганенок-подкидыш, воспитанный у двух пожилых леди, достигнув возраста, когда он уже мог работать на управляющего фермой, убегает и, раскаявшись, тайно возвращается и трудится по дому по ночам. Его принимают за семейного лоба. "Амелия и гномы" – сказка об эльфийском похищении. В ней эльфы, они же гномы, похищают Амелию из благих побуждений, для перевоспитания; но, преуспев в этом, они свыкаются с девочкой, и той удается бежать от них только при помощи четырехлистного клевера. Описание подземной Волшебной Страны, не освещенной ни луной, ни солнцем, но погруженной в сумерки, напоминает Страну святого Мартина, из которой вышли Зеленые Дети. Некоторые из "Старомодных волшебных сказок" выдержаны во французской традиции, некоторые являются притчами, но некоторые настолько похожи на традиционные рассказы об эльфах, что их трудно отличить от подлинных народных сказок.
Эвфемистические названия эльфов
Euphemistic_Names_For_Fairies

Как Фурии именовались Эвменидами, "добрыми", точно так же и эльфов сельские жители называли не иначе как ласковыми, похвальными именами. Как пишет Кирк, "Оных Шитов [Siths], или эльфов, они зовут Слеах Майт [Sleagh Maith], или Добрым Народом, как мне кажется, дабы предотвратить самую тень злых намерений у них, (как Ирландцы благословляют все, от чего ждут себе вреда;)." Е.Б.Симпсон в "Фольклоре Нижней Шотландии" (стр. 93) приводит перечень некоторых таких эвфемизмов:

Невидимые и чуткие эльфы по той же причине всегда звались медоточивым языком. Хитрецы, не знающие, где те могут скрываться, старались называть их "добрыми соседями", "честным народцем", "маленьким народцем", "Обществом", "горным народом" и "незлопамятным народом", "мирными людьми".

Стишок, приведенный Чемберсом и процитированный в статье "Эльфы", отражает мнение самих эльфов на этот счет.

[Мотив: C433]
Эйлиан из Гарт-Дорвена
Eilian of Garth Dorwen

Эйлиан звали золотоволосую служанку, которая ткала вместе с Тильвит-Тег лунными ночами, а в конце концов ушла жить к ним. Эта сказка – взятая из "Кельтского фольклора" Джона Риса – полностью рассказана в статье "Повитуха для эльфов". Сказка эта представляет особый интерес, потому что она не только дополняет обычный набор, присущий сказке о повитухе для эльфов, тем, что пациентка оказывается смертной женщиной, пленницей Волшебной Страны, и ребенок, которого следует смазать волшебной мазью – наполовину человек, но является также и вариацией сюжета об эльфах-ткачах и свидетельствует о значимости золотых волос. Интересно также и то, что поле, в котором последний раз видели Эйлиан, долгое время спустя еще называлось "Поле Эйлиан" или "Девкин луг".

[Мотивы: F300; F301.3]
[Eairkyn Sonney]
Эйрикин-Сонни

См. Эркин-Сонни.
Эндимион (Лили)
Endymion (Lyly)

См. "Эльфики".
Элаби Гатен
Elaby Gathen

Имя эльфа, содержавшееся в заклинаниях волшебников XVII в. См. "Заклинания власти над эльфами".
Элидор и золотой мяч
Elidor_And_The_Golden_Ball

Гиральд Кембрийский в Itinerarium Cambriae, описании своего путешествия по Уэльсу в 1188 году, приводит любопытный рассказ о мальчике, побывавшем в Волшебной Стране, перевод которого, выполненный Р.К.Хоаром, Кейтли включил в свою "Эльфийскую мифологию" (стр. 404-6). Этот небольшой рассказ содержит столько информации, что его стоит привести целиком. Это один из лучших старинных рассказов об эльфах
.

Незадолго до наших дней в этих краях произошло событие, достойное увековечения, по поводу которого священик Элидур самым упорным образом уверяет, что случилось оно с ним самим. Будучи юношей двенадцати лет и обучаясь грамоте, оттого, что, как говорил царь Соломон, корень учения горек, хоть плод его и сладостен, дабы укрыться от строгостей учебы и розг, которых часто перепадало ему от его наставника, он бежал и спрятался под обрывом на берегу реки. После того, как он проголодал там двое суток, перед ним появились два человечка маленького роста и сказали: "Если ты пойдешь с нами, мы отведем тебя в страну, полную забав и услад." Согласившись, Элидур последовал за своими провожатыми по тропе, сперва подземной и темной, которая потом вывела в прекраснейшую страну, полную рек и лугов, лесов и равнин, но туманную, не освещенную ярким светом солнца. Все дни здесь были пасмурными, а ночи невероятно темными, по причине отсутствия луны и звезд. Мальчика привели к королю представили ему в присутствии всего двора; тот, после долгих расспросов отдал его своему маленькому сыну. Жители той страны были малы, но для своего роста прекрасно сложены. Все они были светловолосы, и длинные локоны ниспадали на их плечи, как у женщин. У них были лошади, такие же маленькие, как и их хозяева, ростом с борзых собак. В той стране не ели ни мяса, ни рыбы, а питались исключительно молочной похлебкой, сдобренной шафраном. Они не клялись ничем, ибо ничего не презирали так, как ложь. Всякий раз, возвращаясь из верхнего мира, они, собираясь, осуждали наше тщеславие, неискренность и непостоянство. Они не поклонялись никакому богу, любя и почитая, по всей видимости, одну только истину.

Мальчик часто возвращался в наш мир, иногда тем же путем, каким попал в ту страну впервые, а иногда – другим; сперва – в сопровождении старших, а потом и в одиночку. Свою тайну он поведал только матери, открыв ей обычаи, природу и уклад того народа. Мать упросила его принести ей в подарок золота, которым был богат тот край, и мальчик, играя с королевским сыном, украл золотой мячик, которым тот любил забавляться, и спешно понес его матери. Всю дорогу за ним не было погони; едва добравшись до дома своего отца, Элидор совсем уже было забежал в дом, но запнулся ногой за порог и упал в комнату, где сидела его мать. Тотчас же два маленьких человечка подхватили выпавший из его руки золотой мяч и скрылись, осмеяв мальчика и плюнув на него. Поднявшись, Элидор преисполнился стыда и проклял дурной совет своей матери; он попытался было вернуться в подземную страну своей обычной дорогой, но не нашел и следа ее, хоть и обыскивал берега реки на протяжении едва ли не целого года. Позже друзья и мать вернули его к здравому рассуждению и занятиям грамотой, и со временем он стал священником. Когда же Давид Второй, епископ св. Давида, в его новой жизни расспрашивал его о том событии, Элидор не мог сообщать подробности его, не проливая слез.

Он сохранил также знание языка подземного народа, и мог произносить некоторые слова его, которые с легкостью запомнил в юные годы. Слова эти, которые епископ часто повторял мне, были весьма схожи с языком греческим. Прося принести воды, подземные жители говорили: "Удор удорум", ибо "Удор" на их языке, так же как и на греческом, означает воду. Когда же они хотели соли, они говорили: "Халгейн удорум", "принеси соли". Соль по-гречески зовется α΄Ής, и "Halen" по-бритонски; ибо язык этот в глубокой древности, когда бритонцы (тогда звавшиеся троянцами, а после – бритонцами, по имени их вождя Брито) после падения Трои жили в Греции, стал во многом похож на греческий.

[Мотив: F370]
Элидурус
Elidurus

См. Элидор.
Эллиллоны
Ellyllon ethlerthlon

Таким именем зовутся валлийские эльфы. Согласно Вирту Сайксу и его "Британским гоблинам" (стр. 13-17), они малы ростом и полупрозрачны, и пищей им служат поганки и "эльфийское масло", грибковидное вещество, встречающееся на корнях старых деревьях и в расщелинах известняковых скал. Их королева – Маб, и они меньше ростом, чем Тильвит Тег. В историю, которую Сайксу рассказали в Петерстоне, близ Кардиффа, они выглядят менее эфирными, и больше похожи на сомерсетских пикси. Это рассказ о невезучем фермере по имени Роули Пух [Rowli Pugh], на которого падали все шишки. Если в округе шел град, он побивал именно его посевы; когда коровы соседей лоснились, коровы Роули едва стояли на ногах. Жена его была немощной, и ничего не могла делать ни по дому, ни по хозяйству. Роули уже подумывал о том, чтобы продать ферму и податься, куда глаза глядят, как вдруг однажды к нему пришел эллиль и сказал ему, чтобы тот больше не тревожился, а заставил бы жену оставить на ночь зажженную свечку и вычистить очаг, а эллиллон позаботятся об остальном. Эллиль сдержал свое слово. Каждую ночь Роули и Катти ложились спать рано, оставив все, как есть, и каждую ночь они слышали внизу смех, шум и веселье, и каждое утро ферма и дом выглядели, как с иголочки. Роули и Катти сами стали сильными да гладкими, их скот и посевы процветали. Так продолжалось три года, пока Катти не вздумалось взглянуть на маленький народец. Однажды ночью она оставила мужа в постели, а сама на цыпочках спустилась вниз и заглянула в замочную скважину в комнату. Там было полно малышей, и они смеялись, шутили и трудились с невероятной быстротой. Веселье их было таким заразительным, что Катти не удержалась и тоже расхохоталась. В тот же миг свеча погасла, послышался крик и топот, и все затихло. Эллиллон больше не вернулись на ферму Пуха, но дела у него и так уже пошли неплохо. Очень похожую историю рассказывают про пикси Сомерсета. Это одна из множества историй о нарушении эльфийской тайны.
Эллильдан
Ellylldan ethlerthldan

Валлийская форма уилла-из-ваты, или блуждающего огонька, спанки – носящего множество имен во множестве мест, но занимающегося повсюду одним и тем же: заводящего ночных путников в болото. Это занятие не является их монополией, поскольку Пак, Пука и сомерсетские пикси играют точно такие же шутки, хотя и обладают более сложными характерами.

[Мотивы: F200-399; F491.1]
Эллисон Гросс
Allison Gross

"Эллисон Гросс", No. 35 в знаменитом сборнике баллад Ф.Дж.Чайлда, была взята из собрания Джемисон-Браун и впервые напечатана в "Популярных балладах Джемисон". Миссис Браун была пожилой леди, вдовой священника, собравшей замечательный репертуар популярных баллад, особенно баллад со сверхъестественной тематикой, многими из которых мы обязаны исключительно ей. Эта баллада – рассказ о ведовстве и об Эльфийском Поезде. Эллисон Гросс, "безобразнейшая ведьма северных краев", завлекла героя в беседку и принялась совращать его, предлагая ему различные богатые дары, если он станет ее любовником. Он неизменно отклонял ее притязания:

'Awa, awa, ye ugly witch,
Haud far awa, an lat me be;
I never will be your lemman sae true,
An I wish I were out o your company.'


"Прочь, прочь, безобразная ведьма,
Отстань от меня и оставь меня;
Никогда я не стану любить тебя,
И бежать от тебя хочу."

На третий раз ведьма протрубила в зеленый рог, ударила его серебряной палочкой и обернулась трижды вокруг себя, бормоча дурные слова; силы оставили героя, и он упал на землю без чувств:

She's turnd me into an ugly worm,
And gard me toddle about the tree.


Она превратила меня в безобразного змея
И намотала меня на дерево

Единственным утешением героя была его сестра Мэйсри, которая каждую субботу по вечерам приходила к нему обмыть его и расчесать его волосы. Однажды ночью мимо проехал Эльфийский Поезд Честного Двора и расколдовал его:

But as it fell out on last Hallow-even,
When the seely court was ridin by,
The queen lighted down on a gowany bank,
Nae far frae the tree where I wont to lye.

She took me up in her milk-white han,
An she's stroakd me three times oer her knee;
She chang'd me again to my ain proper shape,
An I nae mair maun toddle about the tree.


Но наконец под Всех Cвятых
Проезжал мимо Честной Двор,
И королева сошла на зеленую траву
Неподалеку от дерева, на котором я висел,

Взяла меня белоснежной рукой
И трижды ударила об колено;
Вернула мне мой истинный вид,
И больше не ползал по дереву я.

Баллада Чайлда No. 36, ‘Змей Земной и Морская Макрель [The Laily Worm and the Machrel of the Sea]’, очень похожа на эту, но в ней злая мачеха совершает два превращения – рыцаря в "змея земного", а Мэйсри в "морскую макрель". Она была записана с голоса на севере Шотландии около 1802 г., и в ней есть некоторое сходство со "Змеем земным из Спиндлстон-Хьюз", котора добавлена как приложение к балладе №34 ‘Кемп Оуин [Kemp Owyne]’. Это -– литературная версия нортумберлендской традиции. Другие ссылки можно найти в статье Драконы.

[Мотивы: D683.2; D700; G269.4; G275.8.2]
"Эльф-вдовец"
'Fairy Widower, The'

Эта история, известная из "Популярных романсов Запада Англии" Ханта (стр. 114-18) – еще одна из вариаций сюжета "Черри из Зеннора", но вариация более романтическая, и в ней нет упоминания о табу или об эльфийской мази. Ее можно назвать рассказом о визите в Волшебную страну, потому что Дженни вернулась домой в точности спустя один год и один день.

Не так давно жила в Тауэднаке хорошенькая девушка по имени Дженни Пермуэн. Родители ее были бедняки, и пошла служить в один дом. Была Дженни девушкой романтического склада, о чем старики говорили: "ветер в голове". Одевалась она всегда со вкусом и вплетала в волосы полевые цветы. Вследствие этого Дженни привлекала внимание множества молодых людей и из-за этого, в свою очередь, многие девушки завидовали ей черной завистью. Дженни, несомненно, было ветреной девушкой, и ее ветреность сопровождалась значительной слабостью во всех вопросах, касающихся ее персоны, что, как считают ветреные люди, вообще встречается редко. Дженни любила лесть и, будучи бедной, необразованной девушкой, никак не умела скрыть свою слабость. Стоило кому-либо назвать ее хорошенькой, как ее счастливый взгляд тотчас же показывал, что она согласна с этим. Когда же какая-либо женщина уговаривала ее не быть дурочкой и не верить всей этой чепухе, губки и глаза Дженни, казалось, говорили: "Вы все завидуете мне", а если поблизости оказывалось озерцо или пруд, зеркало природы тотчас же делалось советчиком, доказывавшим, что Дженни и вправду самая красивая девушка во всем приходе. Так вот, однажды мать отправила Дженни, некоторое время отсутствовавшую, в нижние приходы поискать себе места. Дженни отправилась в путь довольно весело, пока не вышла на перекресток четырех дорог на Леди-Даунз и не поняла, что не знает, по какой дороге идти дальше. Она поглядела в одну сторону, в другую, села на камень и принялась, совершенно бездумно, сшибать купы папоротников, в изобилии росших вокруг того места, которое она себе выбрала. Трудно было понять по виду Дженни, чего ей хотелось – пойти куда-либо или же оставаться на месте. Некоторые говорят, что она совсем потерялась в самовлюбленных грезах. Однако, совсем немного времени пришлось ей просидеть на камне, как вдруг раздался голос, Дженни обернулась и увидела молодого человека:

– Так-так, девушка, – сказал тот, – и что это ты здесь делаешь?

– Я ищу себе места, сэр. – ответила Дженни.

– Какого же места ты себе ищешь, хорошенькая девушка? – спросил молодой человек с самой обезоруживающей улыбкой, какие только бывают на свете.

– Да мне не так уж важно, сэр. – отвечала Дженни. – Я на все горазда.

– Вот как. – сказал незнакомец. – А ухаживать за маленьким мальчиком и его отцом сможешь?

– Я очень люблю детей. – заявила Дженни.

– Ну, раз так, – сказал вдовец, – то я как раз хотел нанять на год и на день девушку твоих примерно лет, чтобы присматривать за моим малышом.

– А где вы живете? – поинтересовалась Дженни.

– Недалеко отсюда, – ответил джентльмен, – хочешь, пойдем посмотрим?

– Если хотите, – сказала Дженни.

– Но сперва, Дженни Пермуэн... – Дженни изумленно подняла глаза, когда что незнакомец назвал ее по имени; он явно был не из их прихода – откуда же он знает, как ее зовут? – А! Я вижу, ты думала, что я с тобой незнаком! Но разве мог молодой вдовец пройти по Тауэднаку и не обратить внимания на такую красавицу? К тому же, – добавил он, – однажды я видел, как ты причесывалась у одного из моих прудов и сорвала несколько моих душистых фиалок, чтобы украсить свои прелестные локоны. Ну, Дженни Пермуэн, ты пойдешь служить ко мне?

– На год и на день? – переспросила Дженни.

– Так, и если мы будем довольны друг другом, то сможем продлить уговор.

– Жалование? – спросила Дженни.

Вдовец позвенел золотыми в карманах:

– Жалование? Все, чего пожелаешь!

Дженни совсем потеряла голову; перед глазами ее замелькали самые приятные картины, и она без колебаний сказала:

– Я согласна, сэр; когда приходить?

– Ты нужна мне прямо сейчас: мой малыш очень несчастен, а ты, я думаю, сможешь развеселить его. Пойдешь прямо сейчас?

– А мама?..

– О ней не беспокойся; я ее оповещу.

– А моя одежда?

– Кроме того, что на тебе есть, тебе ничего не понадобится, а вскоре я справлю тебе чудесное платье, куда лучше этого.

– Ну, тогда, – сказала Джейн, – по рукам?

– Погоди. – сказал незнакомец. – У меня свой способ, и ты должна поручиться по моему обычаю.

Дженни несколько испугалась.

– Не беспокойся, – упредил ее незнакомец. – Я хочу только, чтобы ты поцеловала тот побег папоротника, что у тебя в руке, и сказала: "Пусть он меня возьмет на день и на год."

– И все? – удивилась Дженни. Она поцеловала побег папоротника и сказала:

For a year and a day
I promise to stay.


Пускай меня берет
На день и на год!

Не сказав больше ни слова, незнакомец пошел по дороге, что вела на восток. Дженни пошла за ним – ей показалось странным, что ее новый хозяин ни разу не раскрыл рта всю дорогу, и она устала от ходьбы. Он же все шел и шел вперед, и у Дженни ужасно заболели ноги от усталости. Наконец бедняжка Дженни заплакала. Хозяин услышал ее всхлипывания и остановился.

– Ты устала, бедная девочка? Садись, садись, – сказал хозяин, взял ее за руку и отвел на мшистый пригорок. От его доброты Дженни разразилась потоком слез. Хозяин позволил ей проплакать лишь несколько минут, а потом взял со мха горсть опавших листьев и сказал:

– Я вытру твои слезы, Дженни.

Он положил листья сперва на один глаз Дженни, потом на другой.

Слезы пропали. Прошла усталость. Дженни почувствовала, что летит куда-то, но не знала, сдвинулась ли она с места, на котором сидела. Земля словно бы раскрылась, и они неслись под землей. Наконец, все остановилось.

– Дженни, вот мы и прибыли, – сказал незнакомец. – Но у тебя на реснице осталась слезинка, а людским слезам нет входа в наши жилища, поэтому, позволь, я вытру ее.

И снова он вытер глаза Дженни теми же маленькими листочками, и – перед ней оказалась местность, в которой она никогда не бывала прежде. Холм и долина были покрыты цветами невиданных оттенков, соединявшихся в гармоничнейшее целое; весь край казался расшитым драгоценными камнями, сверкавшими на свету ярко, как под солнцем, но мягко, как под луной. Там текли реки, вода в которых была чище всех рек, что Дженни видела до того, там звенели водопады и журчали родники. И повсюду леди и джентльмены в зеленых и золотых одеждах гуляли, веселились и отдыхали на цветущих лужайках, пели песни и рассказывали истории. О, это был чудесный мир!

– Вот мы и дома, – сказал хозяин Дженни; и он, как ни странно, тоже переменился. Он стал хорошеньким маленьким человечком, одетым в зеленую блестящую куртку с золотым шитьем. – Теперь я представлю тебе твоего маленького подопечного.

Он ввел Дженни в благородный особняк, где вся мебель была из перламутра и слоновой кости, украшенная золотом и серебром и инкрустированная изумрудами. Пройдя через множество комнат, они пришли в комнату, сплошь затканную шелковыми занавесями, тонкими, как тончайшая паутина, украшенными прекрасными цветами; и посреди этой комнаты стояла маленькая детская кроватка, сделанная из какой-то прекрасной морской раковины, отражавшей столько цветов, что Дженни едва смогла посмотреть на нее. Хозяин подвел ее к кроватке, и в ней, как она говорила, "спал прелестнейший из ангелов Господних". Малыш был так прекрасен, что у Дженни дух захватило от восторга.

– Вот твой подопечный, – сказал отец. – Я – король в этой стране, и у меня есть причины желать, чтобы мой сын знал кое-что о человеческой природе. Тебе же не нужно делать ничего, кроме как умывать и одевать мальчика по утрам, водить его гулять в сад и укладывать его спать, когда он устанет.

Дженни приступила к своим обязанностям; трудом ее были довольны, и она была довольна своей должностью. Она полюбила прелестного малютку, и он, похоже, полюбил ее, и время пролетало с невероятной быстротой.

По той или иной причине Дженни ни разу не вспомнила о своей матери. Она вовсе не вспоминала о доме. Она была счастлива, жила в роскоши и не считала дни.

Но как бы счастье ни заставляло нас забыть об этом, часы и дни шли и шли. Срок, на который нанялась Дженни, подошел к концу, и однажды утром она проснулась в своей собственной постели в домике своей матери! Она не узнавала ничего, и ее никто не узнавал. Деревенские сплетницы стаями собирались поглазеть на Дженни, и всем им она рассказывала одну и ту же невероятную свою историю.

Однажды старая Мэри Калинек из Зеннора пришла к Дженни и услышала рассказ о вдовце, о ребенке и о чудесной стране, который слышали уже все. Иные старухи из тех, что собрались в тот вечер, заявили, что Дженни "совсем свихнулась". Мэри же слыла мудрой женщиной.

– Согни руку, Дженни, – сказала она.

Дженни села в постели и согнула руку, положив ладонь на бедро.

– Теперь скажи: пусть рука моя никогда не выпрямится, если я сказала хоть словечко лжи.

– Пусть рука моя никогда не выпрямится, если я сказала хоть словечко лжи. – послушно повторила Дженни.

– Выпрями руку, – велела Мэри.

Дженни вытянула согнутую руку.

– Девушка говорит правду, – сказала Мэри, – и Малый Народец действительно унес ее в какую-то из своих стран под холмами.

– Она придет в себя когда-нибудь? – спросила с надеждой мать Дженни.

– Все в свое время, – ответила Мэри. – И если она будет честной, не сомневаюсь, что ее хозяин позаботится о том, чтобы она никогда не нуждалась.

Однако, дела Дженни не пошли на лад. Она вышла замуж, но была несчастлива в браке. Некоторые говорили, что она до сих пор все сохнет по своему эльфу-вдовцу. Другие говорили, что она наверняка была плохой служанкой, не то она непременно принесла бы с собой кучи золота. Если все это не приснилось Дженни, пока она сидела и рвала папоротник, сидя на гранитном булыжнике, то, право же, с ней случилось престранное происшествие.

История, еще больше похожая на "Черри из Зеннора", рассказана Ботреллом в "Традициях и сказках у очага" (II, стр. 175-95). Она озаглавлена "Хозяин-эльф", героиня ее – Грэйс Трева, а эльф-хозяин – Боб-из-Каирна. Эльфийская мазь и возвращение домой в этой сказке присутствуют, но Грэйс получает свое жалование и, прострадав некоторое время, выходит замуж за фермера и возвращается к простой и счастливой человеческой жизни. В этой сказке старая теща, Тетка Пруденс, держит деревенскую школу. Исходя из этого, вероятно, что первая жена Боба-из-Каирна была из людей, и что ребенок нуждался в мази, чтобы обрести эльфийское зрение.

[Тип: ML4075. Мотивы: D965; D971.3; F211.3; F370; F372; F376]


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
 Заголовок сообщения: Re: Э
СообщениеДобавлено: 24 мар 2013, 21:02 
Vörsluaðili Töfrumorku
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 23 мар 2013, 21:22
Сообщений: 1154
Откуда: Россия
Медали: 2
Cпасибо сказано: 275
Спасибо получено:
703 раз в 285 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 57

Добавить
Эльфийская мазь
Fairy_Ointment

Слюна, иногда – масло, а иногда – особая мазь, при помощи которой глаза людей проникают сквозь чары, которыми эльфы их окутывают, и люди обретают способность видеть все таким, как оно есть. Эта мазь также преодолевает заклинания невидимости. Больше всего о ней рассказывают истории про повитух для эльфов. Первый вариант этой сказки рассказывается в трудах Гервасия Тилберийского (XIII в.), в описаниях бретонских драков. Уже тогда этот сюжет предстает полностью: повивальную бабку приводят ночью в незнакомый дом, ей дают мазь, которой она должна смазать глаза новорожденного, необычайное воздействие, которое оказывает эта мазь, случайно попав в глаза ей самой; затем, как и в более поздних пересказах, следует обнаружение ее нового зрения и ослепление глаза. Существуют десятки таких историй, незначительно различающихся между собой, но профессор Джон Рис в "Кельтском фольклоре" (т. I, стр. 211-13) приводит сюжет практически полностью – сказку об Эйлеан. Волшебная мазь фигурирует и в другой, несколько отличной по сюжету истории об Черри из Зеннора. В этой истории из собрания Ханта сельская девушка, искавшая работу, попадает к эльфу-вдовцу в няньки и няньчит его маленького сына; среди ее обязанностей есть обязанность каждое утро смазывать глаза своего подопечного некоей мазью. Хозяин флиртует с ней, и она вполне счастлива, пока однажды любопытство не толкает ее на то, чтобы смазать мазью свои собственные глаза; тотчас же она начинает видеть множество других вещей, в частности, то, как ее хозяин флиртует с маленькими феечками на дне колодца. Ревность заставляет ее выдать себя, и хозяин с сожалением увольняет ее, хотя и не портит ей зрение. Из этой истории видно, что первая жена эльфа была смертной, из чего можно сделать вывод о том, что мазь была нужна только полу-эльфам, поскольку чистокровные эльфы по своей природе могли видеть сквозь чары.

[Мотивы: F235.4.1; F361.3]
Эльфийская нравственность
Fairy morality

Везде, где существовали поверья об эльфах, существовало разделение на эльфов добрых и злых, хороших и плохих, Честной Двор и Нечестной Двор, как это называется в Шотландии, или на Хозяев и эльфов, как в Шотландских горах. Старый волынщик с Барры, разговор с которым Эванс Вентц записал в "Вере в эльфов в кельтских странах" (стр. 106) обозначает различие между ними следующим образом:

Обычно, – сказал он, – хозяева – это злые, а эльфы – хорошие, хотя я слыхал, что эльфы берут скот и оставляют вместо него своих стариков, завернутых в коровьи шкуры... Я видел людей, которых хозяева носили по воздуху. Их заносила от Южного Уиста на юг до самого мыса Барра и на север до Гарриса. Иногда хозяева приказывали этим людям убивать людей на дорогах, а те убивали лошадь или корову; воля хозяев все равно считалась исполненной, если убить живое существо.

Этот обычай, описываемый довольно часто, является частью зависимости эльфов от людей. В дальнейшем будет показано, что и "добрые эльфы" не гнушаются воровать скот у смертных.

В Англии наблюдается та же картина, хотя и выражается она более непосредственно. В "Фольклоре Херфордшира" Лезер, например, экономка из Понтрилас-Корт пересказывает поверья старушки Мэри Филлипс:

Она требовала, чтобы мы старались не обидеть злых старых эльфов, а не то они замучают нас до смерти. Они всегда водились вместе с хорошими светлыми эльфами, которые одевались в белые одежды, носили в руках волшебные палочки, а в в волосах – цветы.

В целом о добрых эльфах можно сказать, что они придерживаются девиза "Что твое, то мое, а что мое – то не тронь", по крайней мере в том, что касается людей (см. Эльфийское воровство). Более скрупулезны они в счетах между собой. В "Шетландской традиции" Джесси Сэксби рассказывается история о мальчике-троу, повинном в краже у троу:

Говорят, что в болотах Ваалафиля, "Малых Вод" и близ ручья, что петляет из Хельяуотера в Лох Уотли, видели порою мальчика. Все время он был одет в серое и горько плакал. Его историю передала мне женщина из Уйесаунда, сказавшая, что это "святая правда". Я пересказываю ее, насколько сама помню.

"Честность у троу не в чести. Они пятят все, что ни найдут. Но никогда-никогда они не возьмут друг у друга ни былинки! Хуже этого для них и быть ничего не может. Они жуть как жадны до серебра, и как-то раз ихний мальчишка спер серебряную ложку у Конгл-Троу. Его выгнали из Троуланда в тот же миг, и теперь он обречен вечно бродить по диким местам острова. Только раз в году – на Святки – ему разрешено навещать Троуланд; там ему дают погрызть яичных скорлупок, что остались после пира, а потом – затрещину по ушам и пинок под зад. Так он вечно и бродит, бедолага. Но так и должно быть, потому что таков их закон!"

Здесь, как мы видим, действует чрезвычайно строгая мораль, напоминающая эльфов Элидора; и еще большую строгость выказывают Плант Р'ис Дуфин, эльфы, населяющие невидимый остров у побережья Кардиганшира. Описание этого народа можно найти в "Кельтском фольклоре" Джона Риса (стр. 158-60). Они были великими торговцами, и на их маленьком острове собирались сокровища со всего света. Некогда они были весьма дружны с неким Груффидом аб Эйноном и взяли его к себе домой, где показывали ему свои богатства и отпустили на берег, щедро одарив. Перед тем, как расстаться со своими друзьями, Груффид спросил, как же они защищают свой остров: одних колдовских трав, что растут на нем, явно недостаточно. "Ведь наверняка," – сказал он, – "среди вас же самих может появиться предатель, который наведет врагов на ваш остров." – "Предатели не могут появиться на нашей земле," – был ему ответ. И рассказчик (цитируемый по "Бритону" (т. I)) продолжает:

"Рис, основатель нашего рода, завещал нам всем, до самых дальних потомков, чтить наших родителей и предков; любить своих жен, не заглядываясь на жену соседа; и отдавать все лучшее своим детям и внукам. И он сказал, что пока мы будем жить так, ни один из нас не изменит другому и не станет, как вы это называете, предателем. Нам и вообразить трудно, что это за существо: изображают его с ногами, как у осла, в животе – гнездо змей, голова, как у черта, а руки похожи на человеческие, но в одной руке – нож, а вокруг лежат перебитые члены его семьи. Прощай!" – Груффид обернулся, но уже не увидел страны Плант Рис: он стоял неподалеку от собственного своего дома.

Валлийским эльфам, похоже, свойственен необычайно возвышенный характер. Как правило, от добрых эльфов люди не ожидали много большего, чем общая готовность помочь и честность в сделках; то есть, возврат одолженного, благодарность за проявленную доброту, покровительство, оказываемое истинной любви, любовь к музыке и танцам и общее сочувствие плодородию, чистоте, порядку и красоте.

Даже злые эльфы никогда не лгут; они всего лишь хитрят.

Доброжелательность эльфов, правда, иногда оказывается несколько неуместной, как доброжелательность дикаря, имеющего свой собственный моральный кодекс. Они могут, например, проучить кого-нибудь в размере, совершенно непропорциональном проступку, или обогатить кого-либо за счет его соседа. Это можно проиллюстрировать сказкой "Эльфийская молотьба", которую можно найти в "Девонских традициях и волшебных сказках" Дж.Р.У.Коксхеда. В этой сказке рассказывается о девонском фермере, в чьей риге обосновалась компания эльфов и принялась обмолачивать снопы, сложенные там. Фермер был весьма сведущ в эльфийском этикете и строго-настрого запретил своим людям подходить близко к риге, из которой слышался стук цепов. Вечером в одном углу риги нашли аккуратно сложенную кучу обмолоченного зерна, а в другом – солома. Фермер оставил работникам щедрый ужин из хлеба и сыра и закрыл дверь. То же повторялось и на следующий день, и дальше, и каждый день фермер оставлял в риге хлеба и сыра. Страннее всего было то, что даже когда на ферме кончились снопы, зерно не перестало появляться. Рассудили, что это зерно берется с какой-нибудь дальней фермы; время шло, и фермер, проявивший знание эльфийских порядков, изрядно разбогател на этом зерне. Перед ним встала диллема: с одной стороны, он чувствовал вину в том, что разбогател за чей-то счет; с другой стороны, он никак не мог обидеть доброжелательных, но весьма щепетильных покровителей; впрочем, в истории нет и следа каких-либо моральных затруднений со стороны фермера. В этом, вероятно, и кроется объяснение той амбивалентности, что присуща морали добрых эльфов. Сказки сочиняются тогда, когда мораль общества совпадает с моралью дикаря. Рассказчики не испытывают никаких неудобств в отношении частичной доброты или несоразмерного наказания, поскольку представления об отвлеченной нравственности им незнакомы.

[Мотивы: D2066; F172.1; F365]
Эльфийская пища
Fairy_Food

Существует множество мнений о том, чем питаются эльфы. Маленькие и простые эльфы, как те, что в ворстерширской сказке о сломанном совочке и ее вариантах, пекут маленькие и превосходные на вкус пироги, которые они дарят тем, кто им помогает. Те эльфы, о которых рассказывают сказки про эльфийское одалживание, по слухам, часто выпрашивают взаймы зерно, и всегда честно возвращают занятое. Дж.Г.Кэмпбелл в "Суевериях шотландских гор и островов" утверждает, что они часто одалживаются у крестьян овсом и возвращают вдвое, но всегда только ячменем, потому, должно быть, что ячмень – их зерно. Эльфы также крадут из человеческой пищи ее питательную ценность, оставляя лишь бесполезную субстанцию. Кирк говорит, что эльфы крадут 'foyson' человеческой пищи, а Кэмпбелл использует шотландское слово 'toradh'. Сказка о Таксмане из Охриахана отражает эту черту. Без этого их пища, хотя из-за чар она и кажется богатой и изящно приготовленной, состоит из травы и листьев. Святой Коллен в истории о Св. Коллене и короле эльфов, заявляет на эльфийском пиру, что не ест "листья с деревьев." По Кэмпбеллу (стр. 21), на таком пиру подают бришгейн (т.е., корешки калгана), побеги вереска, молоко красных ланей и коз и ячменную похлебку. Маленький эльфийский король у Херрика вкушает на пиру яства, подобающие его росту, но не столь аппетитные для простых смертных.

A little mushroome table spred,
After short prayers, they set on bread;
A Moon-parcht grain of purest wheat,
With some small glit'ring gritt, to eate
His choyce bitts with; then in a trice
They make a feast lesse great then nice.

And now, we must imagine first,
The Elves present to quench his thirst
A pure seed-Pearle of Infant dew,
Brought and besweetned in a blew
And pregnant violet; which done,
His kitling eyes begin to runne
Quite through the table, where he spies
The hornes of paperie Butterflies,
Of which he eates, and tastes a little
Of that we call the Cuckoes spittle.
A little Fuz-ball-pudding stands
By, yet not blessed by his hands,
That was to coorse; but then forthwith
He ventuers boldly on the pith
Of sugred Rush, and eates the sagge
And well bestrutted Bees sweet bagge:
Gladding his pallat with some store
Of Emits eggs; what wo’d he more?
But Beards of Mice, a Newt's stew'd thigh,
A bloated Earewig, and a Flie;
With the Red-capt worme, that's shut
Within the concave of a Nut,
Browne as his Tooth. A little Moth,
Late fatned in a piece of cloth:
With withered cherries; Mandrakes eares;
Moles eyes; to these, the slain-Stags teares:
The unctuous dewlaps of a Snaile;
The broke-heart of a Nightingale
Ore-come in musicke; with a wine,
Ne're ravisht from the flattering Vine,
But gently prest from the soft side
Of the most sweet and dainty Bride,
Brought in a dainty daizie, which
He fully quaffs up to bewitch
His blood to height; this done, commended
Grace by his Priest; The feast is ended.



Сомнительно, чтобы такая диета имела какую-либо связь с народной традицией. Скорее, она целиком является плодом воображения самого Херрика. В одной из мрачных сказок леди Уайльд вместо богатого пиршества при эльфийском дворе гость-человек видет тело старой ведьмы. Мы совершенно уверены, что вся пища, подаваемая в Волшебной Стране, была приготовлена с помощью чар и обильно приправлена чарами.

[Мотивы: F243; F243.1]
Эльфийская повитуха
Fairy Midwife

См. "Повитуха для эльфов".
Эльфийская стрелка
Elf-shot

Болезнь или немощь, приписываемая удару, наступившему от попадания эльфийской стрелки – каменного наконечника стрелы, которые попадаются на равнинах Англии. Изобель Гоуди, шотландская ведьма, заявлявшая о своем сговоре с эльфами, в своих причудливых добровольных признаниях говорила, что посещала эльфийские холмы и видела горбатых эльфийских мальчиков, вытачивавших и заострявших стрелки под руководством дьявола. Эти стрелки раздавали ведьмам для полетов по воздуху в компании черта – они должны были бросать их в людей и скотину. Ведьмы обычно оказывались крайне слабыми стрелками. См. "Удары и болезни, приписываемые эльфам".

[Мотив: D2066]
Эльфийская чаша
Fairy_Cup

Историю об эльфийской чаше рассказал Вильям Ньюбриджский, летописец XII в. Это ранний пример краж у эльфов. Томас Кейтли цитирует ее по Guilielmi Neubrigensis Historia, sive Chronica Rerum Anglicarum (книга I, глава 28):

В провинции Дейри (Йоркшир), неподалеку от места моего рождения, случилось чудесное происшествие, о котором я знал с детства. В нескольких милях от Восточного Моря стоит город, рядом с которым расположены прославленные воды, называемые Гипс [Gipse]... Крестьянин из этого города отправился однажды навестить своего приятеля, жившего в соседнем городе, и возвращался домой уже поздно ночью, будучи навеселе; как вдруг – из близстоящего кургана, который я сам много раз видел, и который отстоит не более чем на четверть мили от города, он услышал голоса поющих людей и шум веселого пира. Крестьянин задумался, кто бы это мог нарушать своим веселием ночную тишину, и пожелал разузнать об этом деле побольше. Увидев в склоне холма открытую дверь, он вошел в нее и огляделся; и там увидел он большой и светлый дом, полный народу, как мужчин, так и женщин, восседавших словно бы на торжестве. Один из прислужников, увидев его в дверях, подал ему чашу. Он взял ее, но пить не стал и, вылив содержимое, спрятал чашу. Едва он это сделал, как все торжество нарушилось, и присутствующие бросились на него; но быстрый конь спас его от них и принес его в город вместе с украденным трофеем. Впоследствии эта чаша из неизвестного металла, необычного цвета и невиданной формы, была вручена Генриху Старшему, королю Англии, как ценный дар, а затем перешла к брату королевы Давиду, королю Скотов, и сколько-то лет хранилась в казне Шотландии; несколько же лет назад, как я узнал из достоверного источника, Вильям, король Скотов, отдал ее Генриху Второму, пожелавшему увидеть ее.

[Тип: ML6045. Мотивы: F352; F352.1]
Эльфийская ярмарка, или рынок
Fairy market, or fair

Самая знаменитая из эльфийских ярмарок проводилась в Сомерсете в Блэкдауне, близ Питминстера. Впервые ее подробно описывает Бове в своем "Пандемониуме, или Монастыре Дьявола" (стр. 207). Это описание цитирует Кейтли:

Иногда они будто бы танцевали, а иногда устраивали большой рынок, или ярмарку. Я потрудился поинтересоваться у соседей, насколько можно верить тому, что рассказывают о них, и многие из окрестных жителей подтвердили эти рассказы.

Место, в котором они обыкновенно показывались, находилось на склоне холма, именуемого Черной Горкой [Black-down], между приходами Питтминстер и Честонфорд, в нескольких милях от Таунтона. Те, кому доводилось путешествовать в тех местах, видели их часто как маленьких мужчин и женщин, ростом обычно меньше самого низкого человеческого роста. Одежды их были красные, голубые или зеленые, того покроя, что носили на селе в старину; на головах они носили высокие колпаки. Однажды, тому лет пятьдесят назад, некто, живший у Ручья Св. Николаса, в приходе, лежащем на другом склоне той горы, близ Чарда, ехал тем путем к себе домой и увидел прямо перед собой на склоне горы большое скопление народа, которое показалось ему сельской ярмаркой. Там были, как показалось ему, люди самого разного сорта, какие бывают и на наших ярмарках: лудильщики, сапожники, коробейники, продававшие всевозможные безделушки, фрукты и напитки. Он не мог сказать, чего бы не нашлось там из того, что он обычно видел на ярмарках. Сперва он подумал, что это, должно быть, честонфордская ярмарка, какие проводились там в определенное время года и бывали довольно большие; но, подумав, он понял, что пора для нее неурочная. Он крайне удивился и поразился увиденному. Наконец, ему вспомнилось все, что он слышал про Эльфов, обитающих на склоне той горы; и, будучи уже недалеко от дома, он решился заехать туда и посмотреть на них. Он повернул свою лошадь в их сторону; но, хотя он все время видел их совершенно отчетливо, когда он выехал на место, где, как ему казалось, происходит торжище, то не увидел там ни души, хотя его все время толкали и пихали, как если бы он пробирался через толпу людей. Все остальное же стало для него невидимым, пока он не отъехал от ярмарки на некоторое расстояние; тогда же он вновь увидел все, как прежде. Селянин был весь избит, и сочел за лучшее поехать домой; по возвращении же у него отнялся бок, и эта хворь не покидала его до конца его дней, последовавшего множество лет спустя; он жил у себя на Ручье и охотно рассказывал об этом случае всем, кто спрашивал его, на протяжении более, чем двадцати лет. Этот рассказ поведал мне человек, заслуживающий всяческого доверия, а он узнал его от самого очевидца.

Были и другие, чьи имена я теперь уже запамятовал, но они тогда жили в господском доме, называемом Ферма-у-Ручья [Comb Farm], неподалеку от места, обозначенного выше. И сам тот человек, и его жена, и их соседи во множестве заверяли меня, что им много раз летом случалось видеть эльфийские торги по дороге с Таунтонского рынка, но они не осмеливались приблизиться к ним, потому что каждый знал, что за это придется дорого поплатиться.

Эти эльфы, очевидно, разделяли общую эльфийскую неприязнь к подглядываниям и вторжениям в эльфийскую частную жизнь; еще более зловещую, несмотря на всю красоту и веселье, эльфийскую ярмарку можно найти в "Древних легендах Ирландии" леди Уайльд в главе "Канун Всех Святых" (т. I, стр. 145), где эльфы описываются как эльфы, но отождествляются с мертвецами.

Эльфы с Черной Горки, однако, по-видимому, были в лучшем настроении. Рут Тонг в "Сельском фольклоре" (т. VIII, стр. 112) пишет, что пикси в последнее время отбили Сомерсет у эльфов и проводят свои ярмарки в том же месте. Она рассказывает о жадном старике, который набрел на ярмарку пикси и положил там глаз на золотую кружку. Он бросил своего пони в самый центр ярмарки, схватил кружку и пустился наутек. Утром, когда он посмотрел на свою добычу, она превратилась в огромную поганку, а пони хромал до конца своих дней.

В более старой истории, рассказывавшейся в дни юности мисс Тонг, пикси назывались "вейриз" и встречали своего старого друга с почетом, вознаградив его за учтивые манеры тем, что сухие листья превратились в золото, тогда как гораздо чаще бывает наоборот.

Жил да был фермер в самых наших местах, и вот он побывал однажды на ихней Ярмарке, и вернулся домой целый и невредимый. Ну, сам понимай, он никогда не забывал вычистить очаг на ночь, оставить ведро с чистой водой, да и миску со сметаной. Бабуся моя тоже так делала. И вот однажды он заехал на ярмонку и, как положено, приценился к пивной кружке, что висела на крюке. Ельфы на это отвечали учтиво так, будто были на самой Таунтонской Ярмарке. Тогда наш фермер вытягивает кошелек и расплачивается, и что бы ты думал! сдачу ему отсчитывают жухлой листвой, да с таким важным видом! Ну, и фермер тоже сурьезно так забирает покупку, пожелал всем доброй ночи и отправился домой. Дома он поставил кружку на стол, а жухлую листву рассыпал по столу и говорит: "Ну, да и ладно. А зато повидал малышей на ихней собственной ярмарке!"

Так утром фермер наш решил выпить чайку перед пахотой, глядь на стол – а там стоит прекрасный серебряный кубок, а по столу рассыпаны слитки золота!

В этой истории эльфы щедры и благородны; "Гоблинская ярмарка" Кристины Росетти показывает их в чрезвычайно мрачном свете. Это произведение вполне верно некоторым эльфийским традициям, хотя и возможно, что частью оно развилось из вольного воображения автора. В любом случае, это был не рынок эльфов, а лишь его видимость, странствовавшая от места к месту, чтобы заманивать смертных.

[Мотив: F258.1]
Эльфийские кони Туата Де Дананн
Fairy_Horses_Of_Tuatha_De_Danann

Все героические эльфы большую часть своего времени проводили в парадных выездах, и нередко в описания попадали и их кони, большие или маленькие соразмерно наездникам. Эльфы, о которых рассказывал Элидор, были маленькие, но явно благородного происхождения, и у них были такие же маленькие кони и собаки; валлийские Гурагед Аннун ездили на молочно-белых конях; и эльфийский поезд, воспетый в шотландских балладах, скакал на конях различной масти, богато украшенных и увешанных колокольчиками. Туата Де Дананн, завоеванные и загнанные под землю милезиями, а впоследствии умалившиеся и ставшие Дине Ши, некогда были самыми сливками героических эльфов, и их коней красноречиво описывает Леди Уайльд в своих "Древних легендах Ирландии" (т. I, стр. 178-9 и 182-3):

Кони же той породы, которую они вывели, были непревзойденными во всем мире – быстрые, как ветер, с лебедиными шеями и широкой грудью, раздувающимися ноздрями и большими глазами, в которых видно было, что происходят эти кони от огня и пламени, а не от сырой земли. Туата выстроили для них конюшни в огромных пещерах гор, и подковывали своих коней серебром, а уздечки делали золотые, и никогда не позволяли садиться на такого коня рабу. Дивным зрелищем представлялась кавалькада рыцарей Туата-де-Дананн. Семижды двадцать коней, каждый с драгоценным камнем во лбу, сиявшим, как звезда, и семижды двадцать конников, все – сыновья королей, зеленые накидки расшиты золотом, золотые шлемы на головах и золотые наголенники на ногах, и в руке каждый держит золоченое копье.

Так они жили по сто лет и больше, ибо своим волшебством могли противостоять смерти.

Через несколько страниц леди Уайльд рассказывает о последнем из этих королевских коней:

Из великолепной породы прекрасных коней некоторых встречали и через несколько веков, и тотчас же узнавали по стати и красоте. Последний из них принадлежал большому лорду в Коннахте; а когда лорд умер, и все его имущество пошло с молотка, коня купил посланник английского правительства, который страстно хотел добыть образчик блистательной древней ирландской породы, чтобы увезти его в Англию.

Но едва конюх попытался сесть на гордого коня, тот осадил назад и сбросил подлого наглеца на землю, убив его на месте.

Затем, быстрый, как ветер, конь умчался, бросился в озеро, и больше его не видели. Так кончилась славная порода коней великих Туата-де-Дананн в Ирландии, равных величием и красотой которым не бывало с тех пор на свете.

[Мотивы: F241.1; F241.1.1.1]
Эльфийские кражи
Fairy_Thefts

Даже если оставить в стороне воровство у смертных, похищения человеческих детей, красивых девушек, кормящих матерей и т.п., создается впечатление, что эльфы, как и все дикие существа, считали себя вправе присваивать любую людскую собственность, особенно еду (см. "Эльфийская нравственность"). Согласно Кирку и Дж.Г.Кэмпбеллу, эльфы Шотландских гор не крадут собственно пищу – за исключением зерна и изредка мяса – но оставляют видимость вещи и похищают ее сущность, 'foyson', как это называет Кирк, или 'toradh', каковым гэльским словом пользуется для обозначения этой сущности Кэмпбелл. Они могут забрать добротность из сыра, так что сыр начинает плавать в воде, как пробка, из масла, хлеба и колобков. Иногда они заманивают скотину в эльфийские холмы, но чаще они оставляют людям видимость животного, как это случилось с быков в сказке о Таксмане из Охриахана. Похожие истории рассказывают о шетландских троу. Кэмпбелл отрицает, что эльфы крадут молоко, и может быть, что в шотландских Горах дело так и обстоит – но не в других местах. У Ханта есть рассказ о корове, которая пользовалась большой популярностью у эльфов и всегда приберегала для них немного молока. Люди ни разу не видели, как эльфы доят ее, пока однажды ночью молочница, доившая коров на лугу, не сорвала в пучке травы, который она подкладывала под подойник, чтобы нести его на голове, четырехлистный клевер – тотчас же она увидела вокруг коровы толпу маленьких человечков с горшочками и мисочками, которые ласкали корову и доили ее. В историях об эльфийской мази те, чей глаз обретает способность видеть эльфов, встречают их на рынке: те шныряют по лавкам, выскребывают поддоны с маслом и т.п. Рассказы об эльфийском одалживании представляют эльфов совсем в другом свете, поскольку они обычно скрупулезно точно возвращают все, что заняли, и часто возвращают долги с прибылью. Кэмпбелл говорит, что эльфы могут заполучить только то, что люди не заслуживают иметь, то, от чего они отказались или то, чем они отказываются поделиться, что придает эльфам некоторое сходство с аббатским увальнем и его сородичами. Этому можно найти некоторое обоснование, но рассказы, собранные Кэмпбеллом, не подтверждают эту идею. В то же время многие истории доказывают старую истину о том, что не суженый кусок изо рта валится.

[Мотив: F365]
Эльфийские купания
Bathing fairies

Целебные ванны и грязи, столь модные в Англии XVIII в., также попали под покровительство эльфов. Яркое описание их купания однажды на заре в Илкли-Уэллс в Йоркшире можно найти в "Фольклорных записях" за 1878 г. (стр. 229-31). Оно записано Чарльзом Смитом со слов Джона Добсона:

Уильям Баттерфилд... всегда поутру первым делом открывал дверь, и делал это, не замечая ничего необычного, до одного прекрасного тихого летнего утра. Поднявшись на гребень холма, Уильям мимоходом обратил внимание на то, как весело, чисто и громко поют птицы, заставляя долину откликаться эхом на их голоса. Впоследствии, размышляя о происшедшем, он вспомнил, что обратил внимание на это, и рассудил, что это неспроста. Подойдя к Источникам, он вынул из кармана тяжелый железный ключ и сунул его в скважину; но случилось что-то подозрительное – ключ не открыл дверь, а лишь проворачивался и проворачивался в замке. Уильям вынул ключ посмотрел, в порядке ли тот, и решил, что "это был тот самый ключ, который я накануне повесил на двери у себя дома". Тогда Уильям решил открыть дверь силой, но едва он чуть-чуть приоткрыл дверь, как она тут же захлопнулась обратно. Наконец, решительным усилием он открыл ее настежь, и она распахнулась с громким стуком! И – фр-р! фр-р! что за шум! что за зрелище! – в воде купалось и плескалось множество маленьких существ, одетых в зеленое с головы до ног, ростом не выше восемнадцати дюймов[10], лопотавших и чирикавших что-то совершенно неразборчивое. Они, очевидно, принимали ванну, только купались они в одежде. Вскоре по одному – по два они начали выходить из воды, шустро перелезая через стену, как белки. Увидев, что они готовятся сниматься, и захотев перекинуться с ними хоть парой слов, наш банщик крикнул со всей мочи, – в сущности, как он говорил потом, ничего другого не пришло ему в голову – "Эй, там!" И все племя понеслось прочь, кувыркаясь кверх тормашками, подскакивая и непрестанно лопоча, как потревоженный выводок куропаток. Зрелище это было настолько необычайно, что, признался наш банщик, он не смог или не смел побежать за ними. Так он и стоял, потрясенный, молча, рассказывал он потом, как старый Джереми Листер стоял тут в Уитли полвека тому назад, когда ведьма из Илкли бросила в реку Уэрф ясеневое решето и поплыла в нем через реку к нему. Когда все странные существа выскочили из купальни, банщик кинулся к двери посмотреть, куда они побегут, но не увидел ничего. Тогда он метнулся обратно в купальню посмотреть, не забыли ли они чего нибудь; но ничего не было; вода стояла тиха и чистая, какой он оставил ее накануне вечером. Он подумал, что они могли второпях оставить что-нибудь из своей одежды, но не нашел ничего и оставил поиски, занявшись своими обычными делами – подготовкой ванн; но не раз еще он подходил к двери, чтобы посмотреть, не вернутся ли эльфы; однако, больше он их не видел.

Эти маленькие одетые в зеленое фэйри вполне могли быть эльфами. Их щебетанье, птичьи голоса, одежда и внешность верны традиции, восходящей к XVI в., и примечательно, что крыльев они не имели, но щебетали и прыгали как белки. Этот рассказ – один из тех, которые встречаются время от времени и поражают своей достоверностью.
Эльфийские невесты
Fairy_Brides

С самого начала классического периода легенды о богинях и нимфах, навещавших смертных людей, о трагическом величии их любви заставляли сердца человечества биться сильнее; ибо все такие романы между бессмертными и смертными кончались трагически. Эльфийские традиции подхватили эту эстафету, особенно в кельтских странах. Множество историй рассказывается о браках созданий нечеловеческой красоты с людьми – зачастую с людьми, обладающими выдающимися качествами лидера. Дикий Эдрик, предводитель антинорманского сопротивления в Валлийском Пограничье, вспоминается в первую очередь. Вальтер Мап в своем составленном в XII в. сборнике необычайных происшествий, "De Nugis Curialium", равно как и 'Дикий Эдрик' передают сказку 'Эльфийская жена из Брекнок-Мер', которая начинается так же, как история о Гурагед Аннун, 'Фея Фан-и-Фаха'. Вот что написано в "De Nugis Curialium" (стр. 91):

Валлийцы рассказывают нам и о другом событии, не чудесном, но чудном. Они говорят, что Гвестин Гвестиниогский [Gwestin of Gwestiniog] сидел, затаившись, близ Брекнок-Мер (озера Ллангорс), что не больше двух миль в поперечнике, и на протяжении трех ясных лунных ночей видел в своих ржаных полях группы танцующих женщин, и крался за ними, пока те не погружались в воду озера; и что на четвертую ночь он задержал одну из девушек. По словам самого человека, каждую ночь после того, как девушки уходили в озеро, он слышал из-под воды их голоса, говорившие: "Если бы сделал он так-то и так-то, то поймал бы одну из нас"; и так, говорит он, их собственные уста научили его, как поймать девушку, которая сдалась на его милость и вышла за него замуж. Первым, что она сказала мужу, было: "Я стану служить тебе по доброй воле со всем послушанием и любовью до того дня, когда ты, торопясь на зов из-за Ллифни [Llyfni], ударишь меня своей уздечкой." Ллифни же – река, что протекает неподалеку от озера. И случилось в точности так. Уже родилось множество детей, как вдруг муж ударил жену уздечкой, и, вернувшись, он застал ее на пути к озеру, со всем своим потомством. Погнавшись за ними, он едва успел схватить одного из своих сыновей, Трюнейна Нагелаука [Triunein Nagelauc] (Тринио Фаглога) именем.

В этой истории присутствует элемент хотя бы символического пленения, хотя в истории о "Фее Фан-и-Фаха", голоса научают человека, как следует ухаживать за озерной девой. Присутствует здесь также элемент табу, запрещающего невольный удар уздечкой, как и в более поздней версии этого сюжета. Возможно, здесь имеется связь с мотивом холодного железа.

Фея, больше похожая на богиню – Триамур в стихотворном романе о сэре Лаунфале, который ближе к легенде об Оссиане, потому что здесь герой переносится в Волшебную Страну, хотя в данной версии путешествие в Волшебную Страну кончается счастливо: нарушение табу было наказано и прощено. Возможно, это – литературный элемент в этой сказке.

Девы-тюлени играют важную роль в сказках об эльфийских невестах. Их всегда похищают против их воли и удерживают, спрятав их тюленью шкуру, и они сбегают, как только находят ее. У дев-лебедей точно так же крадут их перья, но такая невеста расстается с ними более охотно и кажется чаще всего девой, превращенной в лебедя, а не родившейся птицей.

Менее милонравная сверхъестественная жена – хотя и не вполне британка по происхождению – Мелюзина, прекрасный водяной дух, превращающаяся в змею, коснувшись воды. Вальтер Мап рассказывает свою версию истории Мелюзины, в которой действие происходит в Нормандии, сказку о Хенно Кум Дентибус, женившегося на прекрасной и с виду смиренной девушке, которая, когда на нее брызнуло святой водой, превратилась в дракона. Но эти Мелюзины считались скорее дьяволицами, чем феями.

[Мотивы: C31; C31.1.2; C31.2; C31.5; C31.8; C984; F300; F302.2; F302.4.2.1]


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
 Заголовок сообщения: Re: Э
СообщениеДобавлено: 24 мар 2013, 21:03 
Vörsluaðili Töfrumorku
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 23 мар 2013, 21:22
Сообщений: 1154
Откуда: Россия
Медали: 2
Cпасибо сказано: 275
Спасибо получено:
703 раз в 285 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 57

Добавить
Эльфийские полеты
Fairy_Levitation

В традиционных волшебных сказках эльфы редко перемещаются при помощи крыльев. Обычно они летают по воздуху на заколдованных стебельках зверобоя, суках или охапках соломы, используя их, как ведьмы – метлы, и чаще всего применяют волшебный пароль. Обри в "Разностях" публикует один из самых первых примеров такого пароля: "Лошадка да охапка [Horse and Hattock]". По-видимому, эти слова обладали силой поднимать в воздух не только людей, но и предметы, потому что Обри рассказывает о неком школьнике, который, увидев пыльный вихрь и услышав из него тонкие голоски "Лошадка да охапка", крикнул "Лошадка да моя шапка", и тотчас же его шапка взмыла в воздух и присоединилась к летящим. Более длинное и подробное заклинание приводится в "Шетландской народной книге" (т. III):

Up hors, up hedik
Up will ridn bolwind
And I kin I's reyd among yu.



В короткой сказке о Черном Лэйрде Дунблейна, которую Симпкинс включил в "Сельский фольклор" (т. VII), инструкции краткие и четкие: "Бречин на свадьбу!" и "Круинан на танец!", но Черный Лэйрд так и не узнал, куда летели эльфы, потому что он нарушил табу, подав голос: "Эко лихо летит старая Уотсонова оглобля!" – ибо она служила средством передвижения в тот раз – и вдруг оказался один на пашне, на которой начался полет.

Наиболее распространенные истории об эльфийских полетах рассказывают про то, как человек отправляется вместе с эльфами, писки, троу или ведьмами, веселиться в каком-нибудь винном погребе в далеком городе, напивается там и поутру просыпается в том погребе один, с золотой чашей в руке, совершенно неспособный объяснить, откуда он там взялся.

Когда веселиться летят ведьмы, полет часто осуществляется посредством красных шапок, но имеется одна легенда, опубликованная Е.М.Лезер в "Фольклоре Херфордшира", где шапки используются белые. Сценарий и финальное вызволение мальчика много ближе к историям о ведьмах:

Жил да был мальчик, который по дороге домой сбился с верной дороги и заблудился в большом лесу; настала ночь, и он, устав, прилег на землю и заснул. Открыв глаза через три-четыре часа, мальчик увидел, что рядом с ним, положив голову на груду одежды, лежит медведь. Медведь тоже поднялся, и у мальчика душа в пятки ушла от страха; но поняв, что медведь ведет себя смирно, он пошел за ним, и зверь вывел его из леса на опушку, откуда виднелся свет. Выйдя к свету, мальчик увидел маленькую торфяную хижину. Он постучал, и дверь открыла маленькая женщина и впустила его со всей учтивостью. В хижине мальчик увидел другую маленькую женщину – та сидела у огня. После ужина женщины сказали ему, что спать всем троим придется на одной постели. Едва мальчик лег, сон тут же сморил его, но едва часы пробили полночь, соседки по кровати разбудили его, вскочив и надев белые шапочки, висевшие в головах. Одна сказала: "Вот туда", а другая – "А вот потом", и вдруг они обе исчезли, словно улетели. Увидев еще одну белую шапочку, мальчик испугался оставаться один, схватил ее и крикнул "Вот потом!" Тотчас же его перенесло в эльфийский круг возле хижины, в котором как раз танцевали его хозяйки. Затем одна из них сказала: "Вот в богатый дом!", а другая добавила "А вот потом"; мальчик повторил за ними и оказался на крыше большого дома. Первая фея сказала "Вниз по трубе!", вторая закончила заклинание, как все разы до сих пор, и они оказались внизу, на кухне, а потом – в погребе. Там феи стали собирать в мешок бутылки; одну они открыли и налили мальчику, который стал пить так жадно, что свалился и заснул. Проснулся он в одиночестве, дрожа от страха, поднялся в кухню, слуги схватили его и отвели к хозяину дома.

Мальчик не смог объяснить, как он очутился в чужом винном погребе, и его приговорили к виселице.

С помоста он увидел, как к нему через толпу протискивается маленькая женщина в белой шапочке, и другая такая же была у нее в руке. Мальчик спросил судью, может ли приговоренный быть повешен в головном уборе, и судья разрешил ему. Судья взял у женщины шапочку, поднялся на помост и надел ее на мальчика. "Вот туда," – быстро сказал мальчик. "А вот потом!" – и с быстротой молнии мальчик и фея очутились снова в торфяной хижине. Там фея объяснила, что они рассердились на мальчика за то, что он без спросу взял волшебную шапочку, и велела ему на будущее не злоупотреблять дружбой фей. Он пообещал ей, и феи отпустили его домой, хорошенько покормив.

Эльфы также имели обыкновение переносить таким образом дома, замки и церкви, если их не устраивало их расположение. Иногда они переносили на другое место материалы для постройки. Во многих историях фигурирует чудовищное животное, кот или свинья; иногда это – дьявол, но случается, что это – толпа эльфов, как в истории, рассказанной Джорджем Хендерсоном в "Популярных стишках, поговорках и пословицах графства Бервикшир" под названием "Эльфы и Лэнгтон-Хауз". Стишок, с помощью которого летали эти эльфы, звучит так:

Lift one, lift a',
Baith at back and fore wa' -
Up and away wi' Langton House,
And set it down in Dogden Moss.



К счастью, их намерениям помешала спешно произнесенная молитва.

[Тип: ML5006*. Мотивы: F241.1.0.1; F282; F282.2]
"Эльфийские поселения на Селеновом Болоте"
'Fairy Dwelling on Selena Moor, the'

Интереснейшая легенда о визите в Волшебную Страну расказана в "Традициях и историях у очага в Западном Корнуолле" Ботрелла (т. II, стр. 95-102). Она прекрасно иллюстрирует поверья, связанные с происхождением эльфов и уклады жизни в Корнуолле в середине прошлого века. Здесь волшебная страна выглядит уютнее, чем та, которую можно представить себе по другой истории Ботрелла о приключениях Ричарда Вего, но в ней отчетливо показаны исконные представления об эльфах как об умерших язычниках, об опасности эльфийской пищи и о постепенном уменьшении роста и сил эльфов. Краткое изложение этой длинной и интересной истории передает ее аромат. Эти эльфы, слабеющие и теряющие связь с реальностью, напоминают в чем-то струльдбругов Свифта:

В сказке рассказывается о мистере Ное, зажиточном фермере, жившем неподалеку от Селенова болота, который однажды вечером отправился пройтись до ближайшего трактира, чтобы заказать выпивку на Праздник Урожая на завтра. Из трактира он вышел, но до дома не дошел. Его искали три дня, и наконец, примерно в полумиле от его дома, услышали вой собак и ржание лошади. Пробравшись через коварные болотины, люди обнаружили густую заросль, возле которой стояла стреноженная лошадь мистера Ноя, а рядом с ней сидели собаки. Лошадь неплохо попаслась на сочной траве, но собаки сильно исхудали. Лошадь привела людей к разрушенной риге или гумну, и там они нашли мистера Ноя, спавшего крепким сном. Он очень удивился, что уже утро, и был весьма не в себе, но в конце концов люди узнали от него, что случилось с ним.

Он спрямил путь через болото, но заблудился и прошел, как ему показалось, немало миль по местности, незнакомой ему, пока не увидел вдалеке огни и услышал музыку. Он заторопился вперед, решив, что вышел наконец на какую-то ферму, где, наверно, справляют Праздник Урожая. Конь его и собаки заупрямились и не захотели идти с ним, поэтому он привязал коня к кусту, а сам пошел пешком, и вошел в прекраснейший сад вокруг усадьбы, снаружи которой он увидел сотни людей, танцующих и выпиваюших за столами. Все они были богато разодеты, но показались ему очень маленькими, и их столы, скамьи и кубки были такими же. Рядом с ним оказалась девушка в белом, которая была выше других – она играла на чем-то вроде тамбурина. Мелодии были весьма живыми, а проворнее танцоров мистер Ной не видел в жизни. Через некоторое время девушка отдала тамбурин пожилому человечку рядом с ней и вошла в дом, чтобы вынести честной компании бочонок эля. Мистер Ной, любивший танцы и не отказавшийся бы от выпивки, подошел было к углу дома, но девушка поймала его взгляд и знаком велела ему отойти. Она произнесла несколько слов старичку с тамбурином и подошла к нему.

– Иди за мной в сад, – сказала она.

Она отвела его в укромное место, и там, под чистым светом звезд, вдали от прыгающих огоньков свечей, мистер Ной узнал в ней Грэйс Хатченс, которую любил давно, но которая умерла, или считалась умершей, уже три или четыре года.

– Слава звездам, милый Вильям, – сказала она, – что я успела остановить тебя, не то в ту же минуту ты стал бы таким же, как весь этот мелкий народец, и как я, горе мне!

Мистер Ной хотел поцеловать ее, но она тотчас же строго запретила ему касаться ее, и предупредила его, чтобы он не смел есть плоды и срывать цветы, если только хочет когда-нибудь вернуться домой.

– Ведь именно слива из этого заколдованного сада и погубила меня, – сказала она. – Ты не поверишь, но именно из-за моей любви к тебе я попала сюда. Люди поверили, что это меня нашли на болоте мертвой; но похоронили они подменыша или какую-нибудь рухлядь, а вовсе не меня, так я думаю, потому что мне кажется, что я совершенно такая же, как была, когда была живой, твоей возлюбленной.

Тут несколько тонких голосков позвали:

– Грэйс, Грэйс! Неси нам еще пива и сидра, да побыстрее, побыстрее!

– Иди за мной и оставайся там, за домом; смотри, не попадись никому на глаза, и, если жизнь тебе дорога, не трогай ни плодов, ни цветов!

Мистер Ной попросил ее принести и ему немножко сидра, но она сказала, что не сделает этого ради него же самого; и вскоре она вернулась и отвела его в тенистую аллею, где цвели всевозможные цветы. Там она рассказала ему, как попала туда. Однажды вечером в сумерках она искала на Селеновом болоте отбившуюся овцу, как вдруг услышала, как мистер Ной зовет своих собак; и она решила пройти напрямик к нему, попала в место, где росли папоротники выше ее роста, и там бродила не один час, пока не вышла в сад, где звучала музыка; но, хотя музыка и звучала порою очень близко, она никак не могла выйти из сада, а все ходила кругами, как если бы ее водило. В конце концов, измученная голодом и жаждой, она сорвала прекрасную золотую сливу с одного из деревьев и раскусила ее. Во рту она растеклась горькой водой, и Грэйс упала на землю без чувств. Прийдя в себя, она обнаружила вокруг себя толпу низкорослого народца – те смеялись и радовались, что обзавелись хорошенькой девушкой, которая будет печь и варить для них, а также приглядывать за их смертными детьми, которые, как они говорили, не так крепки, как они сами были в былые дни.

Она сказала, что жизнь у них неестественная и фальшивая.

– У них мало чувств и ощущений; вместо этого у них лишь воспоминания о том, что радовало их, когда они жили и были смертными – может быть, тысячи лет назад. А то, что кажется румяными яблоками и прочими фруктами – всего лишь терновник, боярышник и ежевика.

Мистер Ной спросил, рождаются ли у эльфов дети, и она ответила, что как раз сегодня родился маленький эльфенок, и поэтому стоит такое веселье – каждый человечек, даже самый старый и безобразный, с гордостью считает себя его отцом.

– Ведь они, чтобы ты знал, не нашей веры, – ответила она на его удивленный взгляд, – но поклоняются звездам. Они не живут всегда вместе, как христиане и голуби; при их долговечности такое постоянство было бы для них утомительно; по крайней мере, мелкий народец так думает.

Она рассказала ему также, что теперь она уже несколько смирилась со своим состоянием, потому что научилась превращаться в маленькую птичку и летать рядом со своим Вильямом.

Когда ее снова позвали, мистер Ной подумал, что, может быть, ему удастся найти способ спасти их обоих; поэтому он вынул из кармана свою перчатку для верховой езды, вывернул ее наизнанку и швырнул ее в гущу эльфов. Немедленно все исчезло, Грэйс и все остальное, и он оказался в разрушенной риге. Что-то вроде бы сильно ударило его по голове, и он рухнул на землю.

Как и многие другие, побывавшие в Волшебной Стране, мистер Ной после этого приключения зачах и утратил всякий интерес к жизни.

[Тип: ML4075. Мотивы: C211.1; F370; F372; F375]
Эльфийские похороны
Fairy_Funerals

В "Биографиях великих художников Британии" (стр. 228-9) Аллан Каннингхэм пишет, как Уильям Блэйк рассказывал, что видел эльфийские похороны.

"Вы видели когда-нибудь похороны эльфа, мадам?" – спросил Блейк у дамы, которая оказалась рядом с ним.

"Никогда, сэр!" – отвечала та.

"А я видел," – сказал Блейк, – "прошлой же ночью." – И он принялся рассказывать о том, как в собственном саду он видел "процессию существ ростом и цветом напоминавших зеленых и серых кузнечиков, которые несли на розовом лепестке мертвое тело, и схоронили его с песнопениями, а потом исчезли."

Большинство людей отрицают саму возможность похорон у эльфов, считая, что продолжительность жизни эльфов соизмерима с возрастом сего мира, или что с течением веков они лишь уменьшаются и исчезают, как корнуолльский Малый Народец. Однако то и дело появляются люди, которые, как Блейк, утверждают, что стали свидетелями эльфийских похорон. Один из таких рассказов сохранился в архивах Института Шотландии [School of Scottish Studies] среди эльфийских описаний Уолтера Джонстона, одного пертширского путешественника. Под Том-на-Тулом [Tom na Toul] он нашел заброшенный дом с колодцем неподалеку. Уолтер как раз собирался набрать воды в свою флягу, как вдруг увидел в кустах свет. Из кустов вышли два человечка, ростом около шести дюймов [15¼ см.], которые несли за ручки гроб. На них были котелки, а не цилиндры [lum hats], какие обычно надевают в Шотландии на похороны. Доктор Т.Ф.Дж.Патерсон из Музея Армаха записал похожий рассказ от одного из старожилов:

Однажды один человек пошел за эльфийскими похоронами. Он подзадержался где-то до ночи и услышал процессию. Тогда он стал пробираться за ними, и они вошли в Лислтримский Форт (окруженный тремя валами форт близ Куллиханны). Он слышал их шаги совершенно отчетливо, но не видел ни души.

Кирк в своем несравненном труде устанавливает предел эльфийскому долголетию и тоже упоминает о похоронах.

Тамошние Люди много путешествуют за рубежами, предвещая дурное либо подражая по-обезьяньи тем печальным и трагичным Актам, кои приходится порою совершать иным из нас; немало водится за ними и собственных гибельных Деяний, как то Шабаши [Convocations], Стычки, нанесение Ран и Похороны, как на Земле, так и в Воздухе. Они живут много дольше нас; однако в конце концов умирают, либо, по крайности, исчезают в этом Состоянии.

Ниже Кирк добавляет: "над ними не властны тяжкие Болезни, но они умаляются и чахнут по наступлении определенного Возраста, приблизительно одинакового для всех".

Некоторые подозревают, что в своих похоронах эльфы не "предвещают дурное либо подражают по-обезьяньи печальным и трагичным Актам" людей; по крайней мере, в "Эльфийских похоронах" из "Сказках о гоблинах Ланкашира" Баукера [Bowker] дело обстоит именно так.

Двое селян шли как-то домой в ясную лунную ночь по деревне Лэнгтон. Один из них был старый ветеринар Адам, а другой – веселый молодой человек по имени Робин. Едва путники поравнялись с церковью, как пробило полночь, и звон колокола поплыл над ночной округой. Через некоторое время путники остановились – колокол продолжал бить, хотя давно уже отбил двенадцать ударов. Колокол умолк лишь на двадцать шестом ударе – Робину было двадцать шесть лет. Двое задумались, кто бы из их знакомых это мог быть, решили, что узнают об этом утром, и заторопились домой. Но едва они поравнялись с калиткой подворья старинного аббатства, воротка распахнулись, и из них вышла темная фигурка с красной шапкой на голове. Он помахивал рукой и пел красивую печальную панихиду, а за ним следовала процессия таких же маленьких человечков, одетых так же, как он, которые несли посреди маленький гробик с откинутой крышкой – лицо лежащего в гробу было видно. Путники отошли на обочину, но когда гроб проплывал мимо них, Адам вытянулся и в свете луны увидел лицо покойника.

"Робин, мальчик мой," – хрипло сказал он, – "тот, что лежит у них в гробу – точь-в-точь ты!"

Робин тоже вытянулся, поглядел и увидел, что лицо покойного и вправду повторяет в миниатюре его собственное. Колокол продолжал звонить благовест, а погребальная процессия двигалась в сторону церкви. Робин принял все это за предзнаменование скорой смерти и решил во что бы то ни стало узнать, какой же срок ему отмерен. Адам пытался удержать его, но он побежал за Фиорин и, дотронувшись до предводителя процессии, спросил, весь дрожа:

"Скажите, сколько мне осталось жить?"

Тотчас же блеснула молния, хлынул ливень, вся процессия исчезла, и путники спешно бросились домой сквозь ветер и дождь.

С той ночи Робина будто подменили. Весь задор и веселье его пропали, как не было. Он без конца сидел со старым Адамом и говорил о виденном и слышанном в ту ночь. Через месяц он упал со стога и разбился насмерть.

Таков самый полный рассказ о похоронах – предзнаменовании, но есть и другие рассказы, из Гэлоуэя и Уэльса. Валлийские свечи мертвых относятся к блуждающим огонькам, которые обсуждаются у Обри и Сайкса, но приписывают их скорее духам мертвых, чем эльфам.

Похороны настоящего эльфа – собственно, Королевы Эльфов – описаны у Ханта в "Популярных романах Запада Англии" (стр. 102). Вот краткое изложение этой сказки:

Однажды ночью старик по имени Ричард возвращался домой из Сент-Ивз с грузом рыбы, как вдруг услышал тяжелый, приглушенный звон колокола Лелантской церкви и увидел свет в окнах. Он подошел поближе и заглянул внутрь. Церковь была ярко освещена, и по центральному проходу движется множество маленьких человечков, шестеро из которых несут гроб. Открыли тело; оно было меньше самой маленькой куклы, и такое же красивое. Плакальщики несли в руках цветущий мирт, а на головах их были венки из розочек. Возле алтаря была вырыта уже маленькая могилка. Тело опустии в нее, и эльфы стали бросать поверх нее цветы, громко плача: "Наша королева умерла!". Когда же один из маленьких могильщиков бросил в могилу лопату земли, поднялся такой горестный плач, что Ричард невольно присоединился к нему. Тотчас же свет погас, и эльфы набросились на него, как рой пчел, атаковав его острыми иглами. Ричард в ужасе пустился в бегство и был счастлив, что ушел оттуда живым.

Примечательно, что эти эльфы, хотя они и напали на подглядывавшего, и тем самым вторгшегося в эльфийскую жизнь, человека, как это в обычае у всех эльфов, все же ничуть не смущались ни распятия (см. "Крест"), ни святости места. Должно быть, они принадлежали к Честному Двору.

[Мотивы: D1825.7.1; F268.1; F361.3]


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
 Заголовок сообщения: Re: Э
СообщениеДобавлено: 24 мар 2013, 21:03 
Vörsluaðili Töfrumorku
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 23 мар 2013, 21:22
Сообщений: 1154
Откуда: Россия
Медали: 2
Cпасибо сказано: 275
Спасибо получено:
703 раз в 285 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 57

Добавить
Эльфийские ремесла
Fairy_Crafts

Эльфы славятся искусностью в различных ремеслах. Их видели и слышали за работой; они обучают ремеслам смертных; они работают на смертных. Подробно и ярко пишет об их трудах Дж.Г.Кэмпбелл в "Суевериях Шотландских гор и островов" (стр. 15):

Эльфы, как уже было сказано, во всем идут нога в ногу с человеком. У них есть дети и старики; они занимаются всеми видами ремесел и работ; они владеют скотом, собаками, оружием; им нужны пища, одежда, сон; они могут заболеть, их можно убить. Их сходство с людьми столь всеобъемлюще, что эльфа можно даже напоить вином. Люди, попадавшие в их бруги, заставали их обитателей за теми же занятиями, что свойственны людям: женщины пряли пряжу, ткали, толкли толокно, пекли, готовили, мешали и т.д., а мужчины спали, танцевали и веселились, лиоб сидели вокруг огня посреди комнаты (как описывает информант из Пертшира) 'словно жестянщики'. Иногда обитателей бруга покидают жилище и отправляются на охоту или прогулку. Женщины поют за работой, как это делали в прежние времена шотландские женщины, и пользуются прялками, веретеном, ручными мельничками и тому подобными примитивными приспособлениями.

Искусность эльфов в прядении и ткачестве известна повсеместно, что показывают такие сказки, как "Хабетрот" и "Том-Тит-Тот", но тут нужно оговориться: на острове Мэн ткацкие станки и прялки на ночь защищают от Малышей, потому что те наверняка испортят кудель. Это мнение иллюстрирует отрывок из "Мэнских волшебных сказок" Софии Моррисон, рассказывающий о визите эльфов в один мэнский дом, по воспоминаниям Джеймса Мура:

Сам-то я не очень верю в разные истории, которые рассказывают некоторые, но нельзя же не верить в то, что видел сам.

Я помню одну зимнюю ночь – мы тогда жили в доме, который снесли, когда строили Большое Колесо. Это был дом с тростниковой крышей, в две комнаты, разделенные стеной высотой футов в шесть, а дальше уже были мох и дерн между балками. Матушка моя сидела у огня и пряла, а батюшка сидел в большом кресле за столом и подыскивал в мэнской тиблии главу, чтобы прочитать нам. Брат мой вертел прясло, а я корпел над вязанкой вереска, пытаясь найти что-нибудь, чтобы сделать два-три крючка.

– Экая буря сегодня, – сказала матушка, глядя в огонь. – И дождь так и заливает в трубу.

– Ага, – сказал отец, захлопнув Библию; – ляжем-ка мы поскорее спать и дадим Малышам немного погреться.

И мы приготовились и легли по кроватям.

Ночью мой брат разбудил меня:

– Ш-ш! Слушай, глянь-ка, что там за свет на кухне? – Потом он протер глаза и прошептал: – Что это матушка там делает?

– Слушай! – сказал я. – Слышишь – матушка в кровати; это не она; должно быть, это Малыши за прялкой!

Мы оба испугались, залезли с головой под одеяло и заснули. Утром, когда мы встали, мы рассказали родителям, что видели – первым делом.

– А, запросто, запросто. – сказал батюшка, рассматривая прялку. – Похоже, матушка ваша забыла вечером снять пряжу с прялки – а этого забывать нельзя, потому что это дает им власть над прялкой, и хотя они хотят нам добра, пряжей, которую они прядут, хвалиться не придется. Ткачи всегда ругают их работу, в их клубках полно узелков.

Я помню это ясно, как вчера – яркий свет и жужжание прялки. Пусть говорят что угодно, но вот что я слышал и видел своими глазами.

История, рассказанная У.У.Гиллом в "Мэнском альбоме" (стр. 291) – о пряже, которую, по всей видимости, спряли пауки; но Гилл уверен, что это были эльфы:

История, которую я сейчас кратко перескажу, не очень на слуху в здешней округе; мне ее рассказал пожилой фермер-овцевод с соседних холмов. В Рэйбихаузе жили немолодая женщина по имени К... и ее служанка. Однажды утром выдалось особенно много пряжи, а служанка сбежала и бросила хозяйку; та уж не знала, что и делать. В отчаянии женщина вышла к реке и попросила ее – не то пауков, мнения на этот счет расходятся – помочь ей; и та, или те, пообещали ей помощь. Они не только ссучили для женщины всю шерсть, но и соткали ей после того шаль удивительной тонкости и красоты из своих шелковистых нитей. Шаль эта хранилась в семье на протяжении нескольких поколений, но до нашего времени не дошла, как две Эльфийские Чаши, как Майлхарейнский [Mylecharaine] Крест и другие сокровища Острова.

Истинность этой истории Гилл подтверждает другой, тоже с острова Мэн, в которой человек высказывает желание вслух, и эльфы являются и ткут и прядут при помощи одних лишь заклинаний. Затем все они уселись вокруг стола, ожидая за свои труды обеда; но у бедной женщины было нечего подать на стол, и она избавилась от эльфов при помощи несложной хитрости – крикнула им, что горит их холм.

Эта история заставляет задуматься: прядут ли эльфы на самом деле, или же это лишь чары, обманывающие человеческие чувства. Как мы помним, в корнуолльской версии Том-Тит-Тота, сказке "Даффи и черт", вся пряжа, спряденная Территопом, исчезает, когда его прогоняют, и Сквайру приходится возвращаться домой нагишом. Возможно, эта параллель не совсем правомочна, поскольку Территоп прямо называется чертом, а не эльфом.

Среди других ремесел, в которых эльфы являются признанными мастерами, самым любопытным является кузнечное дело, если вспомнить о страхе эльфов перед холодным железом. Гномы издавна считаются искусными кузнецами, и они изготовили немало знаменитых мечей и доспехов, но в сказке "Остров Саннтри" эльфы, укрощенные кинжалом, воткнутым в склон холма, учили своих пленников невиданным секретам кузнечного мастерства, которые прославили впоследствии мальчика, спасенного от них. Как это частенько бывает в фольклоре, никакого объяснения этому парадоксу не дается. В литературе эту тему осветил Редьярд Киплинг в "Холодном железе", одной из историй в сборнике "Пак с холма Пука".

Лепракауны известны искусностью в своем труде, но поскольку нигде не встречается упоминания о том, что они делали обувь не только для эльфийских ног, проверить качество их изделий не представляется возможным.

Труд гоблинов в шахтах в XVII в. вошел в пословицу: при всей видимости чрезвычайно деловитой работы, результатов ее обнаружить не удавалось. С другой стороны, они трудились по ночам на строительстве лодки, и свои выдающиеся навыки могли передавать своим протеже-людям. Эванс Вентц в "Вере в эльфов в кельтских странах" (стр. 106-7) приводит историю, записанную у одного волынщика с Барры, о подмастерье корабела, подобравшем поясок феи, вернувшем его ей и получившем взамен дар мастерства. Дар этот остался при нем даже после того, как он рассказал о том, как получил его.

Талант, в котором эльфам никогда не отказывали – талант музыкальный, и множество историй рассказывается о том, как МакКриммоны, самая прославленная династия шотландских волынщиков, обрели свое дарование, когда младшему, самому презираемому члену семьи эльфы подарили черный чантер. Подарок сопровождался наукой. Множество песен и мелодий вышло из эльфийских холмов и смогли перейти в мир людей. Совершенно ясно, что какие бы эльфийские труды не были лишь чарами и обманом, музыка их существует во всей реальности.

[Мотивы: F262; F262.1; F271.0.1; F271.4.2; F271.4.3; F271.7; F271.10]
Эльфийский бык
Elf-bull

"Северная старина" Джемисона содержит рассказ о самой знаменитой из Крод Мара, корове, приносившей телят от визита водяного быка, и о неблагодарном фермере, ее хозяине:

Эльфийский бычок ростом невелик по сравнению с земными быками, мышиной масти, корноухий, с короткими corky рогами; коротконог; с корпусом длинным, круглым и податливым, как у дикого зверя; шкура его коротка, гладка и лоснится, как у выдры; он сверхъестественно боек и силен. Чаще всего они появляются на берегах рек; ночью они едят много зеленого зерна; и избавиться от них можно только при помощи и т.д., и т.д. (определенных заклинаний, которые я забыл).

Один фермер, живший на берегах реки, держал корову, которая не подпускала к себе ни одного быка из соседских стад; но каждый год в один определенный день в мае она уходила с пастбища и медленно брела вдоль реки, пока не выходила к маленькому островку посреди реки, поросшему густыми кустами; там она входила в воду и, то вброд, то вплавь, добиралась до островка. Проведя некоторое время на островке, корова возвращалась на свое пастбище. Так продолжалось несколько лет, и каждый год, по прошествии должного времени, корова приносила теленка. Все телята были, как на подбор, мышиной масти, корноухие, corky, круглые и длинные, вырастали до приличного роста и были на редкость умны, сильны и работящи, все, как один, ridgels. Наконец, однажды утром в канун святого Мартина, когда все зерно лежало "под крышей и под замком", фермер сидел со своей семьей у ingleside, зашел разговор о том, чтобы зарезать Юл-Март. "Наша Хоки," – сказал фермер, – "и жирна, и гладка; жилось ей славно все эти годы, и она была нам доброй коровкой; она дала нам в плуги и стойла нашего коровника лучших бычков в этих местах; и вот теперь, я думаю, мы можем позволить себе собрать ее старые косточки, так что она и будет нашим Мартом."

Не успел он выговорить эти слова, как Хоки, стоявшая в коровнике за халланом вместе со всем своим потомством, привязанным за траммели к стойлам, прошла сквозь стену коровника легко, как сквозь бумагу; в воротах повернулась и громким мычанием стала звать своих детей, по разу на каждого; они вышли вслед за ней, построились по порядку и пошли вдоль реки, вошли в реку, выбрались на островок, исчезли в кустах, и с тех пор ни коровы, ни ее телят не видали и не слыхали в тех местах. Фермер и его сыновья, смотревшие на все это с изумлением и ужасом с расстояния, вернулись домой с тяжелым сердцем, и в тот год уже не думали ни о Мартах, ни о весельях.

[Тип: ML6060]
Эльфийский поезд
Fairy rade, the

Одно из самых любимых занятий героических эльфов, как, в сущности, и всех отрядных эльфов – торжественные выезды и конные процессии. Мы встречаемся с ними в древнем рассказе о "Диком Эдрике", в "Поезде Херлы" и в "Короле Орфео". В тех немногих традиционных балладах, которые рассказывают об эльфах, Эльфийский Поезд играет важную роль в "Юном Тэмлэйне" и "Эллисон Гросс". В Ирландии мы имеем Поезд Финварры, хотя большая часть ирландских эльфов путешествует при помощи эльфийских полетов. Широко известны выезды и кони Дине Ши. В шотландской литературе можно найти живые, хотя и несколько гротескные описания Эльфийского Поезда. В начале XIX в. Громек в "Сохранившейся песне Галлоуэя и Нитсдэйла" (стр. 298-9) приводит рассказ пожилой женщины о Поезде маленьких, но красивых эльфов тех времен. Громек всегда относится к эльфам с симпатией:

В ночь под Рудсмас встречалась я с одной девкой, где-то в шотландской миле от дома – поболтать про то, чтоб отовариться на ярмарке всякой всячиной... Недолго мы просидели под ракитой, как вдруг услышали громкий смех, топот копыт и звон уздечек. Мы повскакивали, чтобы они не налетели на нас – мы-то решили, что это подгулявший народ на ярмарку прется посреди ночи. Повертели мы головами и поняли, что это – Поезд Дивного народа. Пока они проезжали мимо, мы закрылись. Свет от них шел – ярче лунного; они были все маленькие, совсем малыши, на всех были зеленые шарфы, и только тот, что ехал впереди всех, он был много выше их всех ростом, у него были красивые длинные волосы, схваченные лентой, а лента светилась, как звездочки. Ехали они на славных маленьких белых лошадках с длинными хвостами, а в гривы лошадок были вплетены колокольчики и свистульки, на которых играл ветер. Эта музыка и их песня были похожи на далекое пение псалмов. Мы с Мэрион сидели на лугу, где они на нас наехали, и от поля Джонни Корри их отделяла высокая терновая изгородь; но они перемахнули через нее, как птицы, и въехали все в зеленый холм, что стоял за полем. Утром мы пришли туда, чтобы поглядеть на потоптанную рожь, но не нашли ни следа от копыт – ни один колосок не был помят. (шотл. диал.)

[Мотив: F241.1.0.1]
Эльфийский совочек
Fairy ped, the

Одну из сказок о маленьких и симпатичных эльфах, которые рады человеческой помощи, рассказывает Рут Тонг в "Сельском фольклоре" (т. VIII, стр. 116-7). Это сказка о сломанном совочке:

Работник с фермы, дорога которого пролегала через Уикское Болото, услышал вдруг чей-то плач. Голосок был тоненький; а через несколько шагов работник наткнулся на детский совочек, разломавшийся напополам. Будучи сам любящим отцом, работник остановился и в несколько минут починил его, завязал и затянул. Все это время он не замечал, что стоит он неподалеку от кургана, называемого "Пикси-Маунд".

Положив починенный совочек на землю, он позвал:

– Готово! И больше никогда не плачь!

Возвращаясь с работы, он не нашел уже на дороге совочка, а вместо него лежал свежеиспеченный пирог.

Несмотря на предупреждения своего товарища, тот работник съел пирог и нашел его "славным". Сказав это во всеуслышание, он пожелал "Спокойной ночи вам!", и с тех пор не знал бед.

Примечательно в историях этого типа то, что эльфийская пища не приносит тому, кто ее ест, никакого вреда, будучи съеденной вне Волшебной Страны. Тот работник был хорошо сведущ в эльфийском этикете: он похвалил еду, но не поблагодарил за нее. Маленькие эльфы выглядят немощными, но считается, что удача и неудача находятся в их власти.
Эльфийское одалживание
Fairy_Borrowing

Одним из примеров зависимости эльфов от смертных является их склонность одлаживаться у своих соседей-людей. Особенно это распространено в Шотландии. Эльфы берут взаймы зерно, а иногда и сельскохозяйственный инвентарь. Они берут напрокат мельницы и огонь из очагов. История об Острове Саннтри – одна из тех историй, которыми Мак-Ритчи подкрепляет свою теорию о происхождении эльфов. В самом деле, все примеры эльфийского одалживания вполне созвучны с предположением о том, что первые эльфы были остатками завоеванного народа, прячущимися и шныряющими возле жилищ захватчиков, стараясь утащить все, что плохо лежит. По этому вопросу см. также "Эльфийское воровство".

[Мотив: F391]
Эльфийское происхождение
???

См. "Происхождение эльфов"; "Теории о происхождении эльфов".
Эльфики
Diminutive fairies

Первые очень маленькие эльфы в традиции, о которых мы узнаем – это портуны, описанные Гервасием Тилберийским. Они, вероятно, родились в струе традиций, связывавших эльфов с мертвецами, потому что душу часто представляли в виде маленького человечка, который выходит из спящего человека и гуляет сам по себе. Его приключения – это сны, которые видит спящий. Так или иначе, традиция эта продолжалась, и в XVI в. она вошла в литературу. Первым ввел этих маленьких эльфов в драматургию поэт Джон Лили в "Эндимионе". Они появляются там в одном эпизоде и мстят грубому мужлану щипками, традиционными для эльфов. Так они наказывают не только за зло, причиненное Эндимиону, но и за вторжение в эльфийскую частную жизнь. Корсит пытался унести спящего Эндимиона, когда появляются эльфы и щиплют его так, что он падает и засыпает. Торжествующие эльфы танцуют, поют и целуют Эндимиона:

Pinch him, pinch him, blacke and blue,
Sawcie mortalls must not view
What the Queene of Stars is doing,
Nor pry into our Fairy woing.



"Девичья метаморфоза", опубликованная в том же году, что и "Сон в летнюю ночь", содержит сцену, похожую на то, как эльфы Титании представляют ей Основу, и их песня выдает их малый рост:

1 fay: ‘I do come about the coppes
Leaping upon flowers toppes;
Then I get upon a Flie,
Shee carries me abouve the skie,
And trip and goe.’

2 fay: ‘When a deaw drop falleth downe
And doth light upon my crowne,
Then I shake my head and skip
And about I trip.’


1 фея: ‘Я гуляю по листочкам,
Забираясь на цветочки;
Там на муху я сажусь,
И под небо уношусь,
И гуляю так.’

2 фея: ‘Когда росинка упадет вниз
И осветит мою корону,
Я отряхиваюсь и отправляюсь
Гулять по округе.’

"Нимфидия" Дрейтона – длинное повествование в стихах, пародирующее в миниатюре придворные интриги. Эльфы в ней – пожалуй, самые маленькие во всей поэзии того времени, но масштабы соблюдены не точно. Королева, Пигвигген и все фрейлины королевы прячутся в колокольчике первоцвета, но при этом фрейлины ездят на кузнечиках, которые раз в десять больше их убежища, а карета Королевы – раковина улитки. Ни Король, ни Королева здесь не обладают властью шекспировских Оберона и Титании, не способны они даже просто быстро перемещаться; лишь ведьма-фея Нимфидия искусна среди них, а она полагается на травы и чары, которыми могли бы пользоваться и ведьмы-смертные. Все очарование поэмы заключено в миниатюрности ее действующих лиц, в беготне маленьких фрейлин, приготовлениях Пигвиггена к турниру:

‘When like an uprore in a Towne,
Before them every thing went downe,
Some tore a Ruffe, and some a Gowne,
Gainst one another justling:

They flewe about like Chaff i’ th’ winde,
For hast some left their Maskes behinde;
Some could not stay their Gloves to finde,
There never was such bustling...


‘Когда, словно буря пронеслась через город,
Все склонялось перед ними;
Та порвала рюши, эта – платье,
В суматохе друг об друга.

Они неслись, как солома на ветру,
И одни забыли свои маски,
Другие не успела найти перчатки, –
Век не видали такой суеты...

...And quickly Armes him for the Field,
A little Cockle-shell his Shield,
Which he could very bravely wield:
Yet could it not be pierced:

His Speare a Bent both stiffle and strong,
And well-neere of two Inches long;
The Pyle was of a Horse-flyes tongue,
Whose sharpnesse naught reversed.’


...И быстро снаряжается к бою,
Раковинка улитки – его щит,
Которым он мастерски владеет,
И который невозможно пробить:

Копье наперевес, твердое и крепкое,
Почти что два дюйма в длину;
Древко копья – жало слепня,
С чьей остротой ничто не сравнится.’

Пак, хобгоблин, меняющий обличье, возвращает нас на прямую стезю фольклора:

‘This Puck seemes but a dreaming dolt,
Still walking like a ragged Colt,
And oft out of a Bush doth bolt,
Of purpose to deceive us.

And leading us makes us to stray,
Long Winters nights out of the way,
And when we stick in mire and clay,
Hob doth with laughter leave us.’


‘Сей Пак кажется сонным увальнем,
Но, в обличье шелудивого жеребенка,
Частенько он выпрыгивает из кустов,
Чтоб сбить нас с толку.

И, заводя нас, сбивает с пути,
Заставляет блуждать долгими зимними ночами,
А когда мы застреваем в болотной грязи,
хоб со смехом убегает.’

Уильям Браун из Тэвистока принадлежал тому же времени, что и Дрэйтон, и был членом группы, называвшей себя "Сыновья Бена Джонсона". Он и Дрэйтон равно любили старину и оба они написали длинные поэмы о красотах Англии, Дрэйтон – "Полиольбион", а Браун – прекрасные неоконченные "Пасторали Британии", длинно и нестройно рассказывающие о ее топографии. Эльфам в ней отводится важная роль. Они здесь несколько больше эльфов Дрэйтона – ездят на мышах, а не на насекомых – и несколько ближе к народным эльфам – их дворец находится под землей, и увидеть их можно через камень с отверстием, сквозь какой селькиркширская девушка подглядывала за Габетротом и ткачами, ткавшими за нее. Как и Габетрот, эти эльфы тоже великие ткачи и прядильщики, но их это не изуродовало:

...And with that he led
(With such a pace as lovers use to tread
By sleeping parents) by the hand the swain
Unto a pretty seat, near which these twain
By a round little hole had soon descried
A trim feat room, about a fathom wide,
As much in height, and twice as much in length,
Out of the main rock cut by artful strength.
The two-leav’d door was of the mother pearl,
Hinged and nail’d with gold. Full many a girl
Of the sweet fairy ligne, wrought in the loom
That fitted those rich hangings clad the room,


...И с этим он провел за руку
Свою отраду (шагом, каким любовники
прокрадываются мимо спящих родителей)
На прекрасную скамью, возле которой наши двое
В маленькую круглую дырочку вскоре разглядели
Расписную комнатку, фатом в глубину,
Столько же в высоту и два фатома в длину,
Вырезанную из цельного камня искусной силой.
Двустворчатая дверь была перламутровой,
Обита золотыми гвоздями и посажена на золотые петли. Множество девиц
Прелестного эльфийского рода, сидели в одеяниях,
Подобающих богатым украшениям зала.

Два вида эльфийских работ Роберта Херрика можно проиллюстрировать выдержкой из "Оберонова Пира" и "Эльфов". Первый полон игривых оборотов:

His kitling eyes begin to runne
Quite through the table, where he spies
The hornes of paperie Butterflies,
Of which he eates, and tastes a little
Of that we call the Cuckoes spittle.
A little Fuz-ball-pudding stands
By, yet not blessed by his hands,
That was to coorse; but then forthwith
He ventuers boldly on the pith
Of sugred Rush, and eates the sagge
And well bestrutted Bees sweet bagge:
Gladding his pallat with some store
Of Emits eggs; what wo’d he more?


Его беспокойный взор начинает бегать
По столу, на котором он обнаруживает
Усики тонких бабочек,
От которых он отведал, попробовал немного
Того, что мы зовем «кукушкины слезки»,
Пудинг из дождевика стоит поблизости,
Еще не тронутый его руками,
Слишком грубый для него; но далее
Смело шествует он через побеги
Сахарного тростника, и пробует шалфей
И умело разделанные сладкие пчелиные соты,
Выпачкав одежду содержимым
Муравьиных яиц; чего же ему еще?

Другое маленькое стихотворение – совершенно фольклорное по сути:

If ye will with Mab find grace,
Set each Platter in his place:
Rake the Fier up, and get
Water in, ere Sun be set.
Wash your Pailes, and clense your Dairies;
Sluts are loathsome to the Fairies:
Sweep your house: Who doth not so,
Mab will pinch her by the toe.


Если хочешь с Маб подружиться,
Убери каждую тарелку на место:
Разведи огонь и наноси
Воды до захода солнца.
Мой подойник и чисти коровник;
Грязнуль не любят эльфы;
Подметай дом; кто так не делает,
Тому Маб прищемит палец.

Саймон Стюард тоже был членом этого объединения, но лишь одна его поэма увидела свет – небольшой памфлет под названием "Описание Короля и Королевы эльфов" (1635). В этом произведении есть пара приятных моментов, напоминающих новогодний обычай, принятый при людском дворе так же, как и у эльфов, потому что названо оно ‘Обероново одеяние: Описание одежд Короля Эльфов, доставленных ему в утро дня Нового 1626 Года кастеляншами Королевы’. Это один из самых занимательных среди этих маленьких эльфических стишков:

His belt was made of Mirtle leaves
Pleyted in small Curious theaves
Besett with Amber Cowslip studdes
And fring’d a bout with daysie budds
In which his Bugle horne was hunge
Made of the Babling Echos tungue
Which sett unto his moone-burnt lippes
Hee windes, and then his fayries skipps.
Att that the lazie Duoane gan sounde
And each did trip a fayrie Rounde.


Пояс его был из миртовых листьев,
Сплетенных мелкими хитрыми узорами,
Украшенный янтарными головками первоцвета
И отделанный бутонами маргариток,
На поясе висел его рожок,
Сделанный из язычков лепечущего Эхо,
Который поднося к своим загорелым под луной губам,
Он трубит, и все его эльфы сбегаются.
Все это ленивая Дуэнья привела в порядок,
И все проследовало через эльфийский круг.

Эксцентричная, но обаятельная герцогиня Ньюкасл продолжила тему маленького роста эльфов со свойственным ей энтузиазмом. По ее теории, эльфы – явление природы, куда менее состоятельное, чем ведьмы или духи. К тому времени, как герцогиня покончила с эльфами, состоятельности в них оставалось уже не больше, чем у микробов:

Who knowes, but in the Braine may dwell
Little small Fairies; who can tell?
And by their severall actions they may make
Those formes and figures, we for fancy take.
And when we sleep, those Visions, dreames we call,
By their industry may be raised all;
And all the objects, which through senses get,
Within the Braine they may in order set.
And some pack up, as Merchants do each thing,
Which out sometimes may to the Memory bring.
Thus, besides our owne imaginations,
Fairies in our braine beget inventions.
If so, the eye’s the sea they traffick in,
And on salt watry teares their ship doth swim.
But if a teare doth breake, as it doth fall,
Or wip’d away, they may a shipwrach call.


Кто знает? может быть, в мозгу живут
Мельчайшие эльфы; кто знает?
И они своими действиями производят
Те формы и образы, что мы принимаем за фантазии.
Когда мы спим, те видения, что мы зовем снами,
Происходит через их работу;
И все объекты, воспринимаемые через чувства,
Они, быть может, упорядочивают в мозгу.
И иные из них укладывают, как купцы, всякую вещь,
На хранение в нашей памяти.
Так, помимо нашего собственного воображения,
Эльфы в нашем мозгу создают новое.
Если так, то глаз – море, в котором они плавают,
Их корабли бегут по соленой воде слез,
Если же слезу смахнуть или уронить,
Это они зовут кораблекрушением.

Уменьшители эльфов добились своего: эти эльфики на сегодняшний день утратили всякую представительность.


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
 Заголовок сообщения: Re: Э
СообщениеДобавлено: 24 мар 2013, 21:04 
Vörsluaðili Töfrumorku
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 23 мар 2013, 21:22
Сообщений: 1154
Откуда: Россия
Медали: 2
Cпасибо сказано: 275
Спасибо получено:
703 раз в 285 сообщениях
Магическое направление:: Руническая магия
Очков репутации: 57

Добавить
Эльфы [Elves]
Elves

Уже в скандинавской мифологии волшебный народ назывался эльфами и делился на два класса, эльфы светлые и темные, как Честной и Нечестной Дворы в Шотландии. Название это перешло в Британию, и в англосаксонских Личдомах [Leechdoms] мы находим заговоры от эльфийской стрелки и других эльфийских козней. Светлые эльфы из мифологии были в чем-то похожи на маленьких отрядных эльфов Англии, каких мы находим в "Сне в летнюю ночь" Шекспира и многих известных преданиях. И в христианскую эру скандинавы продолжали верить в эльфов, или народ хульдре, которые выказывали много общих черт с шотландскими эльфами, и верховыми, и низовыми. Они крали людей, портили их скот и жестоко мстили за ущерб, причиненный им. Девушки хульдре были прекрасны и соблазнительны, они носили серые платья и белые шали, но эльфийский телесный недостаток, по которому их можно было узнать, были длинные коровьи хвосты. Человек, танцевавший с хульдрой, замечал ее коровий хвост и понимал, кто она такая. Он не выдал ее, а только сказал ей: "Красавица, подвязку потеряешь!" Тактичность его была вознаграждена пожизненным процветанием. Недостаток датских элле состоял в том, что они были прекрасными женщинами спереди, но пустыми сзади. Датские эльфы чрезвычайно часто воровали тесто и другую человеческую пищу. Значение термина "эльф" разнится в Англии и Нижней Шотландии. В Шотландии волшебный народ среднего человеческого роста назывался эльфами, а Волшебная Страна – Эльфеймом. В Англии этим словом называли маленьких отрядных эльфов, и особенно – маленьких эльфят. Слова Титании "ткать плащи моим маленьким эльфам" – типичный пример такого употребления этого слова. У самих эльфов слово 'elf' было столь же мало популярно, как и грубое 'fairy', как мы можем судить из стишка, который приводит Чемберс в своих "Популярных шотландских стишках" (стр. 324):

Gin ye ca' me imp or elf,
I rede ye look weel to yourself;
Gin ye ca' me fairy,
I'll work ye muckle tarrie;
Gin guid neibour ye ca' me,
Then guid neibour I will be;
But gin ye ca' me seelie wicht,
I'll be your freend baith day and nicht.


Назови меня бесом или эльфом,
Я раскрою тебе твои ??
Назовешь меня фэйри,
Заставлю тебя ждать ??
Назовешь меня добрым соседом -
Буду добрым соседом тебе,
А назовешь меня честным духом,
Буду дружить с тобой день и ночь.

[Мотив: F200-399]
Эльфы
Fairies

Слово 'fairies' имеет довольно позднее происхождение; прежде него в языке бытовало существительное "fays", которое ныне звучит архаично и напыщенно. Это слово считают усеченной формой Fatae. Три Парки классических времен позже разделились на множество сверхъестественных дам, которые направляют судьбы людей и являются к колыбелям новорожденных. 'Fay-erie' изначально обозначало состояние зачарованности или чары, и лишь позднее перешло на фей, владевших этими чарами. Сейчас термин 'fairy' имеет весьма широкое поле значений: англосаксонские и скандинавские эльфы, Дине Ши Шотландских гор, Туата Де Дананн Ирландии, Тильвит Тег Уэльса, Честной Двор и Нечестной Двор, Маленький Народец и Добрых Соседей и др. В это обозначение входят отрядные эльфы и одиночные, эльфы человеческого роста и роста, превышающего человеческий, трехфутовые эльфы и маленькие эльфики; эльфы домашние и дикие, враждебные человеку; подземные и водяные, населяющие озера, реки и море. Сверхъестественные старухи, чудовища и боги могут быть отнесены к другой категории, и кроме того, безусловно не следует забывать о волшебных животных.
Эльфы-иммигранты в Австралии
Australian_Fairy_Immigrants

Британские эльфы, особенно шотландского происхождения, попали в австралийский фольклор так же, как и эльфы-иммигранты Америки. С любезного разрешения мисс Джоан Эльтентон из Оксфорда мы публикуем следующую заметку об австралийской эльфийской традиции:

Джон Харлей родился в Австралии в начале 90-х, родителями его были шотландцы, эмигрировавшие сколько-то лет назад. Он рассказывал мне, что отец его имел и пользовал (нелегальный) самогонный аппарат, и когда виски был «готов», они всегда наливали первую порцию в блюдечко «для эльфов», которые покровительствовали этому противозаконному занятию. Однажды старшему мистеру Харлею пришлось покинуть дом, как раз в критическое время. Он напомнил своим домашним не забывать об эльфах – но те забыли отлить эльфам первого виски, и в тот же день всех их схватил акцизный.

Джон уверял меня, что в детстве слышал эльфов, насвистывавших и певших в горах.

Его семья в Австралии продолжала говорить по-гэльски, и Джон не знал английского, пока не пошел в армию во время Мировой войны, вследствие чего, когда я встретилась с ним, он до сих пор сбивался порой на гэльский и на английский жаргон британских «томми».

[Мотив: V12.9]
Эльфы-иммигранты в Америке
American_Fairy_Immigrants

Существует как минимум два типа эльфов-иммигрантов из Старого Света в Новый. Один – это откровенная история по типу старого фильма "Призрак отправляется на Запад", об эльфе-одиночке, который следует за своими людьми; и существуют также эльфийские поверья, которые принесены иммигрантами-людьми. Можно только присовокупить, что Малый Народец индейцев пассамакводди появился из традиций иезуитских миссионеров XVII в., и по этой причине они были включены в эту книгу.

В английских сказках о странствующих эльфах территория их странствий обычно ограничена. В самой известной из таких сказок – "Ага, Джордж, переезжаем" – боггарт, который вел себя так, что семья решила переехать, чтобы убраться от него, просто забрался в горшок, чтобы его перенесли на телегу вместе с остальной утварью. В шропширской сказке "Солонка" гоблины последовали за семьей своим ходом, неся с собой забытую солонку. В этой сказке люди избавились от гоблинов, но чрезвычайно варварским и аморальным способом. В устной передачи вариантов историй о привидениях, семья в ночь перед переездом из Срединных Земель на Север Англии слышала, как на чердаке и в подвале привидения собирают вещи – и привидения переехали вместе с ними. Однако, по-настоящему предприимчивы кельтские духи; они, очевидно, не боятся пересекать океан. В 1967 Рут Тонг записала от члена Женского Института Комб-Флори историю Вестморлендской традиции ее семьи про Тома Кокля, домашнего духа, который переехал с ее семьей, или даже раньше ее, из Ирландии на Озера. Впрочем, пересечь Атлантику вслед за своими протеже гораздо чаще решаются шотландские духи. Очень показательный пример такого предприимчивого духа можно найти в "Популярных сказках Западной Шотландии" Дж.Ф.Кэмпбелла (том II, стр. 103). Герой этого рассказа – Бохан, принадлежащий к тому же классу, что и нижне-шотландские брауни.

Иногда ввозятся эльфийские поверья, а иногда – сказки.В 1930-х доктор Мэри Кэмпбелл собрала замечательную коллекцию эльфийских легенд обоих типов в Аппалачских горах. Сейчас она готовит их к публикации, и вскоре они выйдут в свет. Те, на которые ссылаюсь я, были собраны от двух рассказчиков: Тома Филдса, почтальона и мельника, и Крэнни Кодилл, прикованной к постели пожилой леди, обладающей очень живым умом. В историях обоих рассказчиков отчетливо прослеживается шотландская струя. Первая касается веры в эльфийскую стрелку. Эльфийская стрелка в этой истории – не доисторический наконечник стрелы, но маленькая кремневая игла, какими пользовались индейцы для охоты на птиц и для игры. Возвращаясь в сумерках домой, Том Филдс увидел маленькую рыжеволосую эльфийку, ростом не выше ребенка, и нескольких других, танцевавших чуть поодаль. Чтобы присоединиться к ним, эльфийке надо было пробежать мимо Тома; что-то просвистело у Тома над ухом, и его лошадь охромела. Том отвел лошадь домой, а на следующий день вернулся на то место и искал там, пока не нашел наконечник стрелы, и с тех пор эльфийские чары не властны над ним, хотя иногда он слышал их пение. Такова была его история, и она в точности соответствует шотландским поверьям об эльфийских стрелках и эффективности эльфийской стрелки против дальнейших обстрелов.

Следующая история тоже принадлежит Тому Филдсу. Сказка о подменыше встречается в самых разных местах и временах, но данная особая форма, в которую она облечена, наиболее часта в Шотландии. В этих сказках герой – бродячий портной, что заставляет нас предположить, что он также был и рассказчиком, поскольку в обычной традиции портной – не героический персонаж. Эта версия истории рассказывается не издалека, а как происшествие, случившееся здесь же, и Том Филдс услышал ее в детстве. Портной здесь стал вышивальщицей, потому что в Америке именно вышивальщицы, а не портные, ходили из дома в дом, что делает такое превращение совершенно естественным. К этой истории есть также две близких параллели, обе шотландские. Одна – из Кэмпбелла (ibid., стр. 68), хотя на самом деле это голуэйская сказка; а другая, "Портняжка из Кинталена" – из "Английских мифов и традиций" Бетта. "Портняжка и эльф" начинается точно так же, как версия Тома Филдса, с украденного ребенка, который впоследствии был передан смертному, а "Портняжка из Кинталена" точно так же заканчивается тем, что подменыша бросают в глубокий омут, и тот превращается в старика. Так или иначе, сходства эти поразительны.

Крэнни Кодилл знает, что ее истории – путешественники. Первая – это пересказ легенды о знаменитых шотландских волынщиках МакКриммонах, которые, как считалось, своим талантом обязаны эльфийскому дару. Это разновидность истории о Золушке, в которой к нелюбимому младшему сыну, оставленному в доме делать уборку, является эльф, который дарит ему волшебную трубку от волынки и учит пользоваться ею. Фамилия МакКриммон в пересказе потерялась, но суть сказки остается. Эту сказку до сих пор рассказывают в Шотландии, и Хэмиш Хэндерсон записал ее от одного из странников. Существует несколько записанных версий этой сказки.

Другая сказка, рассказанная Крэнни Кодилл – история о пленниках Волшебной Страны. Она – о девушке, которую музыка зазвала в эльфийский холм, где та танцевала всю ночь. Утром она захотела уйти, но ей было сказано, что уйти она не сможет, пока не испечет пирог в корзине. Муки, казалось, было немного, но она никак не кончалась и не кончалась, пока старуха, которая уже много лет жила пленницей в эльфийском холме, не раскрыла ей секрет, как сделать так, чтобы запас муки иссяк. Помощь от человека-пленника – частый мотив многих визитов в Волшебную Страну, английских и шотландских. Герой, обреченный на бесконечную стряпню встречается в нескольких шотландских историях о повитухе для эльфов. Зачастую в них пациент – пленная невеста – рассказывает повивальной бабке, как закончить работу.

Удивительно, как этот невесомый багаж, привезенный из-за океана сто и больше лет назад, сохраняет свое качество и аромат.

[Мотивы: D2066; F262.2; F321; F321.1.1.2; F321.1.4.1]
"Эльфы на Истерн-Грин"
Fairies_On_The_Eastern_Green

Это история о встрече шайки контрабандистов и эльфов, случившейся близ Зеннора в Корнуолле. Ее рассказывает хозяин постоялого двора в Зенноре. История взята из "Историй и фольклора Западного Корнуолла" Уильяма Боттрелла, серия III (стр. 92-4):

Вечером, после долгих уговоров, наш хозяин рассказал нам историю, о которой его жена сказала, что это сущая правда – о том, как компанию контрабандистов, его знакомых, маленький народец (эльфы) согнали с Маркет-Джу-Грин.

Можно надеяться, что эльфы не полностью покинули эту округу, поскольку тут до сих пор живут люди, которые видели их танцы и веселья на Истерн-Грин в последние пятьдесят лет. В то время, однако, там на много акров простирались поросшие травою дюны, и широкая лента мягкого дерна окаймляла проезжую дорогу, по которой так приятно было прогуляться от Чианноура до Маркет-Джусского моста. Большая часть этой зелени теперь смыта волнами, а из того, что пощадило море, многое огородили жадные владельцы прилегающих земель, хотя их право на эти земли, издавна бывшие общими, более чем сомнительно.

О нижеследующем эльфическом приключении поведал мне вскоре после того важный пожилой джентльмен, который услышал о нем от непосредственного участника.

Тома Уоррена из Пола знали как одного из самых отчаянных контрабандистов в округе. Однажды летней ночью, примерно лет сорок тому назад, он и пятеро его сотоварищей пригнали лодку, полную контрабандных товаров, неподалеку от Длинной Скалы. Бренди, соль и т.п. были перенесены на берег выше приливной полосы, и двое отправились в Маркет-Джу, где жили их лучшие клиенты, а один пошел в Ньютаун раздобыть лошадей, чтобы управиться с товаром до рассвета.

Том и два его приятеля очень устали и залегли под кучей добра, надеясь малость соснуть, пока вернутся товарищи. Вскоре, однако, их разбудило пронзительное "чириканье" "свистулек" (расщепленных стеблей тростника, издающих резкий свист, если в них подуть). Слышен был также и непрестанный звон, как когда старухи гремят оловянными мисками и чугунными сковородками, чтобы загнать в ульи роящихся пчел.

Контрабандисты подумали, что шум происходит от компании молодежи, затанцевавшейся допоздна на Грине. Том встал и пошел туда, чтобы разогнать их по домам, поскольку никому не следует совать свой нос в дела честных торговцев. Выйдя с пляжа, Том поднялся на высокую дюну, чтобы осмотреться, так как музыка звучала откуда-то совсем поблизости.

Невдалеке между дюн Том увидел мерцание огней, вокруг которых прыгали и кружились человечки, похожие на нарядно разодетых кукол. Подобравшись поближе, на бугорке посередине костров Том увидел с два десятка маленьких старичков; многие из них дули в свирели, иные били в цимбалы и бубны, а остальные играли на варганах или пищали в свистульки и дудки.

Том заметил, что все они были одеты в зеленое, за исключением алых шапочек (маленькие люди так любят этот яркий головной убор, что их и зовут в этих краях "красные шапки"). Но что удивило и насмешило его больше всего, так это со всей серьезностью дующие в свои дудки маленькие старички с длинными развевающимися бородами. Быстро перебирая устьица свирелей, упертых в грудь, они походили больше на козлов, чем на людей, по словам Тома; и Том никак не смог удержаться от того, чтобы окликнуть их: "Что ж вы не побреетесь, старые красные шапки? Побриться бы вам!"

Том окликнул их дважды и собирался повторить в третий раз, как вдруг все танцоры, десятки и сотни тех, которых Том сперва не заметил, подпрыгнули, построились в шеренги и колонны, мгновенно оказались вооруженными луками и стрелами, копьями и пращами, и принялись выглядывать по сторонам своего обидчика. Оркестр тоже построился, сыграл быстрый марш, и отряды "спригганов" стали наступать на Тома, который увидел, как они становятся все выше, приближаясь к нему. Том так напугался, что показал противнику спину и бросился бежать к своим товарищам и разбудил их словами: "Быстро в море, если жизнь вам дорога! Тысячи эльфов и бук-бу через миг будут здесь! Еще немного, и они нас окружат!" Том забрался в лодку, и его товарищи последовали за ним; но по пути целый град камней обрушился на них, и камешки "обжигали, как угли, и прожигали все, на что попадали".

Контрабандисты отгребли на много фатомов от берега, прежде чем осмелились оглянуться, хотя и знали, что в море они в безопасности, потому что ни одно из эльфийских племен не смеет коснуться соленой воды. Наконец, бросив взгляд на берег, они увидели выстроившееся вдоль берега войско безобразнейших существ, угрожающе жестикулировавших и тщетно пытавшихся попасть из своих пращей в людей.

На расстоянии фарлонга11 от берега контрабандисты подняли весла и смотрели на своих врагов почти что до рассвета; но как только послышался топот коней по дороге от Маркет-Джу, маленький народец отступил в дюны, и контрабандисты высадились на берег.

Контрабандисты собрали все свое добро, и больше ни спригганы, ни буки-бу их не тревожили, но с тех пор невезение постоянно сопутствовало Тому.

Эта история – прекрасный пример того, как эльфы реагируют на вторжение в эльфийскую частную жизнь.

[Мотивы: F236.1.6; F236.3.2; F361.3]
Эльфы средневековых романов
Fairies of Medieval romances

Самые ранние средневековые романы отчетливо определяют принадлежность своих персонажей к волшебному народу. "Сэр Лаунфаль" – история об эльфийской невесте, в которой табу, налагаемое Триамуром, рассматривается как менее фатальное, чем обычно; "Король Орфео" проводит связь между эльфами и мертвецами, столь очевидную во множестве более поздних рассказов о происхождении эльфов. Германский "Ланцелет" столь же недвусмысленно говорит об эльфийской природе Хозяйки Озера и эльфийской страны Тир-нан-Ог, в которой она живет. Когда первобытную ткань кельтских легенд переработали французские утонченные писатели, со всеми их рыцарскими тонкостями, феи стали больше чародейками, а владеющие магией рыцари утратили свою богоподобную мощь. В это позднее время появляется лишь одна подлинно волшебная сказка – "Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь", отделанная с великим мастерством, но полная сверхъестественного. В ней мы встречаем кельтскую историю о смертном поединке, в котором противник героя – сверхъестественный волшебник. Моргана ле Фей выступает в этом сказании как абсолютно злая фея, способная даже принимать обличья старой ведьмы и соблазнительной леди одновременно. История выказывает свою первобытность в совершенной героической внешности сэра Гавейна. Но если форма этого сказания и примитивна, стиль ее поэзии безупречен. В анонимном авторе "Сэра Гавейна" и "Жемчужины" северо-запад имеет своего великого поэта.

[Мотив: F300]
Эохайд
Eochaid ughy

Король фирболгов в то время, когда Туата Де Дананн вторглись в Ирландию. Фирболги были более диким и менее волшебным, чем Туата Де Дананн, но оба этих народа говорили на одном языке и смогли обговорить общие приемы ведения войны. Фирболги были тем же, чем Титаны были для богов-Олимпийцев; и, как Титаны, они были покорены.
Эркин Сонна, или "Счастливая Свинка"
Arkan Sonney erkin sonna

Имя, данное Волшебной Свинье Мэна. Уолтер Гилл в "Мэнском альбоме" (стр.444) упоминает о волшебной свинье, которую одна девочка видела близ Ниарбила и рассказала об этом ему спустя пятьдесят лет. Это была красивая маленькая белая свинка, а поскольку волшебные свиньи, как считалось, приносят счастье, она позвала своего дядю помочь ей поймать ее. Но он велел ей оставить свинью в покое, и та вскоре исчезла. Дора Брум рассказывает сказку о маленькой волшебной свинке в своих "Волшебных сказках с Острова Мэн". Ее свинка – белая, с красными ушами и красными глазами, как у большинства кельтских волшебных животных. Она может менять свой рост, но, похоже, не облик.
Этайн
Etain aideen

Этайн из Туата Де Дананн – героиня большого эльфийского романа, романа Мидира и Этайн. Этот сюжет вдохновил немало поэтов и драматургов, и английскому народу известен, вероятно, лучше всего по пьесе Фионы Маклеода "Бессмертный час". Оригинальный сюжет хорошо пересказала леди Грегори в "Богах и Воинах".

Этайн была второй женой Мидира, короля Волшебного Холма Бри Лейт. Первая его жена Фуамах [Fuamach] была страшно ревнива; и при помощи друида Бресала Этарлайма ей удалось в конце концов превратить Этайн в маленькую мушку и одним могучим порывом ветра унести ее в земли смертных, в Ирландию, где ее носило и било ветром семь долгих лет. Но что до Фуамах, то как только ее злодеяния вскрылись, Ангус Мак Ог, сын Дагды, отсек ей голову.

Через семь лет злоключений Этайн занесло в зал, где пировал Этар из Инвер-Кехмайна [Cechmaine], и с крыши она упала в чашу, которую держала жена Этар. Та проглотила ее с вином, и спустя девять месяцев Этайн родилась в доме Этара. Ее снова назвали Этайн, и она выросла в прекраснейшую женщину по всей Ирландии. Ее увидел Эохайд и стал ухаживать за ней, а потом увез ее в Темайр [Teamhair] (Тару). Но все это время Мидир знал, кто она, и однажды даже явился перед ней, но она не вспомнила его. На свадебном пиру любовь к Этайн внезапно поразила младшего брата Эохайда Айлиля. Айлиль не выказал своего чувства, но стал чахнуть и оказался на пороге смерти. Королевский врач сказал, что это любовная болезнь, но Айлиль отрицал это. Эохайд очень обеспокоился за брата. Через какое-то время Эохайд должен был объезжать всю Ирландию и собирать дань с подвластных королей, и на время своего отсутствия он оставил Айлиля на попечение Этайн. Этайн делала для Айлиля все, что могла, и пыталась, как только могла, заставить его сказать, в чем причина его смертельной хвори. В конце концов она поняла, что Айлиля терзает неразделенная любовь к ней. Это очень опечалило ее, и она продолжала делать все, что было в ее силах, но Айлилю становилось только хуже, пока Этайн не стало казаться, что единственный путь сохранить его в живых – это уступить его чувству; и она назначила ему свидание на следующее утро в дуне за городом. Айлиль преисполнился надежды и всю ночь пролежал без сна; но наутро сон сморил его, и он не смог придти на свидание. Этайн же поднялась рано утром и вышла в дун. И в самый час, назначенный Айлилю, она увидела человека, похожего на него, который с трудом подошел к ней, и на лице его было написано страдание; но когда тот подошел к ней близко, она увидела, что это не Айлиль. Они молча посмотрели друг на друга, и человек ушел. Этайн подождала еще немного, вернулась и встретилась Айлиля, который пришел в себя и был страшно зол на себя за то, что проспал свидание. Он рассказал Этайн, что случилось, и она назначила ему свидание там же на следующее утро. На следующее утро повторилось то же самое. На третье утро Этайн заговорила с незнакомцем.

– Ты не тот, кому я назначила свидание, – сказала она. – И я пришла сюда не из прихоти, а чтобы исцелить человека, который страдает из-за меня.

– Лучше пойдем со мной, ибо я был твоим первым мужем в былые дни.

– Как твое имя? – спросила Этайн.

– Нетрудно сказать. Я – Мидир из Бри Лейт.

– А как вышло, что нас разлучили?

– Фуамах, первая моя жена, заколдовала тебя и унесла из страны Тир-нан-Ог. Вернешься ли ты со мной, Этайн?

Но Этайн сказала:

– Я не брошу Эохайда, Верховного Короля, и не уйду с незнакомцем.

Тот сказал:

– Это я наложил любовные чары на Айлиля, и это я не дал ему придти к тебе, и тем спас твою честь.

Этайн вернулась к Айлилю и увидела, что немощь покинула его, и он здоров. Этайн рассказала Айлилю обо всем, что случилось, и оба они порадовались, что им не пришлось изменить Эохайду. Вскоре вернулся Эохайд, и они рассказали обо всем, что случилось, ему, и Эохайд восславил Этайн за ее доброту к Айлилю.

Мидир снова явился Этайн в образе незнакомца, которого она встречала в детстве. Никто не видел его и не слышал песню, которую он спел, прославляя красоты Тир-нан-Ог и умоляя ее отправиться с ним. Этайн отказалась бросить Эохайда.

– А если он сам отдаст тебя мне? – спросил Мидир.

– Если так, то я пойду с тобой. – ответила она, и Мидир исчез.

Вскоре после этого к Эохайду пришел незнакомый человек и вызвал его на три игры в шахматы. Согласно обычаю, выигрыш называл победитель. Дважды Эохайд выиграл и назвал крупные выигрыши, в первый раз – большой табун лошадей, а во второй – три задачи, которые Мидир смог выполнить только с помощью всего своего эльфийского войска. Но на третий раз Мидир выиграл и потребовал себе жену Эохайда. Эохайд отказал ему, и тогда Мидир изменил свою волю: он потребовал разрешения обнять Этайн и поцеловать ее. Это Эохайд разрешил, и сказал, что желание Мидира будет исполнено в конце месяца. По истечении срока Мидир появился во дворце Эохайда снова. Эохайд собрал вокруг себя все свои войска и, как только Мидир вошел во дворец, запер все двери, чтобы Мидир не увел Этайн. Мидир левой рукой выхватил меч, а правой обнял Этайн и поцеловал ее. Затем они вдвоем поднялись на крышу, и выбежавшие туда воины увидели только двух белых лебедей, скованных золотой цепочкой, которые улетают из Дворца в Таре.

На этом история не кончилась, потому что Эохайд не мог забыть Этайн, и после долгих лет поисков вызнал, что она живет в Бри Лейт. Он объявил войну всей эльфийской стране, и нанес им огромный ущерб, пока в конце концов Этайн не вернулась к нему. Но месть Туата Де Дананн с тех пор преследовала Эохайда и всех его потомков за тот вред, что они причинили стране Тир-нан-Ог.

Я рассказала здесь эту длинную сказку, чтобы привести пример тонкой и поэтичной разработки темы волшебных героев в ирландских легендах. Вызов на игру в шахматы встречается во многих кельтских легендах и волшебных сказках. Тема метемпсихоза или переселения душ часта в древних легендах.

[Мотивы: F68; F392 (вариант)]
Эх Уиске
Each Uisce agh-iski

См. Агишки.
Эх-Ушге
Each Uisge ech-ooshkya

Этот водяной конь Шотландских гор – вероятно, самый свирепый и опасный из всех водяных коней, хотя Кабилл-Ушти отстает от него не намного. От келпи он отличается тем, что водится в море и в лохах, тогда как келпи – только в проточной воде. Эх-ушге также, видимо, охотнее превращается. Самое обычное его обличье – стройный и прекрасный конь, который сам словно бы просится покатать человека, но если у того хватает ума оседлать его, эх-ушге стремглав несет его в воду, где и пожирает. От человека он оставляет только печенку, которая всплывает на поверхность. Говорят, что кожа его – клейкая, и человек не может отцепиться от нее. Иногда эх-ушге является в виде гигантской птицы, а иногда – в виде молодого красавца-юноши. (Историю такого превращения см. под "Крод Мара".) Дж.Ф.Кэмпбелл посвящает эх-ушге несколько страниц в "Популярных сказках Западной Шотландии" (т. IV, стр. 304-7). Если рассказывать об эх-ушге в обличье коня, то трудно выбрать одну из множества историй о нем. Повсюду рассказывают о нем сказку, изначально, возможно, служившую предостережением, о том, как эх-ушге уосит нескольких маленьких девочек. Один из вариантов повествует о маленьком лохане близ Эберфелди. Семь девочек и мальчик отправились прогуляться воскресным утром, и вдруг увидели, как возле озерца пасется хорошенький маленький пони. Одна из девочек забралась к нему на спину, затем другая, и все семь девочек оказались на пони. Мальчик же оказался глазастее, и он заметил, что спина пони становится все длиннее с каждой новой наездницей. Мальчик спрятался между высоких камней на берегу озера. Вдруг пони повернул голову и заметил его. "Ну-ка, маленький голодранец," – прорычал он, – "полезай ко мне на спину!" Мальчик не вылез из своего укрытия, и пони бросился за ним, а девочки на его спине визжали от страха, но не могли оторвать рук от шкуры пони. Пони долго гонялся за мальчиком между камней, но наконец устал и бросился в воду вместе со своей добычей. На следующее утро печенки семерых детей выбросило на берег волной.

В "Других сказках Западной Шотландии" МакКея (т. II) рассказывается о том, как убили водяного коня. Жил да был в Раасее [Raasay] кузнец. У него было стадо, и его семья выпасала его сама. Однажды ночью его дочь не вернулась домой, а наутро ее сердце и легкие нашли на берегу лоха, в котором, как все знали, водился эх-ушге. Кузнец долго горевал и наконец решился уничтожить чудовище. Он поставил на берегу лоха кузню, и они с сыном стали ковать на ней большие железные крюки, раскалив их в огне докрасна. Они зажарили овцу, и запах жареного мяса поплыл над водой. Поднялся туман, и из озера выбрался водяной конь, похожий на косматого, безобразного жеребенка. Он набросился на овцу, и тогда кузнец и его сын напали на него со своими крюками и убили его. Но утром они не нашли на берегу ни костей, ни шкуры, а только кучу звездного света. (Звездным светом в тех местах называется слизь, которая попадается порою на берегу – скорее всего, остатки выброшенных на берег медуз; но шотландцы считают, что это – все, что остается от упавшей звезды.) Так пришел конец Водяному Коню из Раасея. Похожую историю рассказывает Уолтер Гилл о Кабилл-Ушти.

[Мотивы: B184.1.3; F401.3.1; F420.1.3.3; G302.3.2; G303.3.3.1.3]


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 5 ] 

Часовой пояс: UTC + 3 часа [ Летнее время ]



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Перейти:  



Последние темы





Официальные каналы форума:

Наша страница в Vk

Наш канал Яндекс Дзен

Наш телеграм


Банеры

Яндекс.Метрика

Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
GuildWarsAlliance Style by Daniel St. Jules of Gamexe.net
Guild Wars™ is a trademark of NCsoft Corporation. All rights reserved.Весь материал защищен авторским правом.© Карма не дремлет.
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB