Текущее время: 28 мар 2024, 21:11


Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 4 ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Посещение Цугольского дацана
СообщениеДобавлено: 26 фев 2018, 02:38 
Администратор
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 03 май 2017, 17:53
Сообщений: 22049
Медали: 53
Cпасибо сказано: 866
Спасибо получено:
19270 раз в 11997 сообщениях
Магическое направление:: Астрология, Рунология
Очков репутации: 70203

Добавить
До границы с Бурятией доехали за два часа. Вдоль дороги стали появляться таблички с названиями бурятских поселков. На ветвях придорожных кустов, тут и там, замелькали разноцветные вязочки. Когда появились каменные строения с яркими черепицами, и с названиями сетевых магазинов, я понял, что мы въезжаем в столицу Агинского Бурятского Автономного Округа – Агинское, где меня должен был встретить Федя.

Я выпрыгнул возле местного "Эльдорадо", а микроавтобус повез замерзших пассажиров куда-то дальше. Я зашел внутрь магазина, чтобы в тепле набрать Федин телефон. Федя подъехал быстро, и мы отправились к нему в гости.

Несколько дней я провел в Агинском. Познакомился с Фединой подругой Светой, которая работает директором визитно-информационного центра "Ага-Тур". Утром Федя со Светой уезжали по делам, а я оставался на хозяйстве. Топил печку, готовил еду, читал книжки, гулял по Агинскому. Я посетил этнографический и краеведческий музеи, и сходил на выставку народного бурятского творчества. Когда Федя со Светой возвращались, мы ужинали и ехали кататься на коньках.

На корте светили яркие прожектора, и гремела музыка. Мы играли, либо в "чур не голю", либо во что-то среднее между хоккеем и футболом; гоняли коньками шайбу по льду, и все, по очереди стояли на воротах. Потом приезжал Светин водитель – Цирен, и увозил нас домой. Вечером мы брали бутылочку вина, и до самой ночи, втроем сидели за столом и пели под гитару. У Светы репертуар песен туристический – Ким, Визбор, Городницкий. Она прошла все Забайкалье, сплавилась по всем рекам, залезла на все горы, и сама – лично, составила новую топографическую карту Читинской области. Света географ по образованию, инструктор высшей категории по речным сплавам и мастер спорта по спортивному ориентированию. Федя – спасатель МЧС. Он прыгает с парашютом, тушит лесные пожары, и тоже увлекается туризмом. Живут они душа в душу.

В гостях у Феди и Светы было хорошо, но мне не терпелось поехать дальше – в Цугол.

Сначала планировалось, что Федя меня сам туда отвезет на своей "Ниве", но у него возникла срочная работа, по окончании которой он и обещал доставить меня туда. Я убедил Федю, что мне дожидаться его не хотелось бы. Это могло растянуться еще на неделю, и я решил добираться своим ходом.

Федя решил, что это резонно. Он проводил меня до остановки и, объяснил, как ехать. Мы попрощались до скорой встречи, и я поехал открывать новые, для себя земли.

От Агинского на маршрутке я доехал до районного центра – Моготуй. Там, на вокзале сел на электричку, которую местные люди называют – "Барыга". Эта электричка, в составе которой всего два вагона, плетется по степи как улитка; трамваи в городе ходят быстрее. Через каждый километр "Барыга" останавливается и подбирает в степи людей. Люди садятся, едут две-три остановки, и опять сходят в чистой степи. Куда они идут – не понятно. Из более-менее обитаемых объектов, я видел лишь локационные станции ПВО, и ж/д станцию под названием "Тыква". Рядом со мной сидели две женщины, и одна другой рассказывала, что сегодня утром в этом вагоне нашли мертвого парня без документов и без признаков насильственной смерти. Решили, что просто замерз.

В Оловянной были через два с половиной часа. На вокзале ко мне первым делом подскочила цыганка с какими-то нелепыми вопросами. Я, немного в курсе – чем эти разговоры заканчиваются, и, не замечая ее, шел дальше.

От Оловянной до Цугола двадцать километров; автобус шел только через два часа. Можно было дождаться автобуса, или поймать попутку, но я решил идти пешком... У меня была мысль, что если последний отрезок пути я пройду пешком, то что-то там, в воздухе сработает, и мое пребывание в самом древнем дацане Забайкалья будет легким и непринужденным.

Двадцать километров, от станции "Оловянная" до деревни Цугол я прошел пешком за четыре с половиной часа. Шел неторопливо вдоль трассы, идущей на Забайкальск. Мимо ехали машины и автобусы набитые туристами. Иногда машины останавливались, и мне предлагалась помощь, но я отказывался. Пешком, так пешком...

По правой стороне, как уж, извивалась река Онон, на которой родился, и был похоронен Чингис Хан. Вокруг степь, да холмы. Снега почти нет. Ветра тоже нет, и я, уже наслышанный о суровости степных ветров, шел и благодарил нагов и сабдаков за то, что они сейчас не пытаются меня остановить... Погода отличная. Навскидку – минус десять. После вчерашних Читинских и Агинских морозов, казалось, что минус десять, это, почти что летняя температура.

Издали увидел яркую, белую точку на высокой горе. Это был первый Цугольский блокпост, один из четырех субурганов, установленных на высоких холмах по всем сторонам света вокруг дацана. До него, правда еще было прилично пилить, но вид его вдохновлял, и я ускорял шаг.

Дорога, ни капли не утомляла. Иногда я срезал путь, сходя с асфальтированной трассы прямо в степь. Трасса петляла, и если я видел, что можно срезать, то зачем же терять время. Единственным неудобством была пыль на земле. Она взрывалась под моими тяжелыми ботинками, и тут же оседала на штанинах черных брюк. Стряхивать ее через каждый шаг было бессмысленно, идти по степи на цыпочках – нелепо, и я махнул рукой.

В степи паслись коровы. Они жевали сухую траву. Я проходил мимо них, и мы друг друга разглядывали. Одну из них я потрогал за рога, и она, отведя голову, замычала. Потом я пошел дальше но, оглянувшись, увидел, что коровы цепочкой идут за мной. Я жестами, как мог, объяснил, что я им не пастырь, и они снова взялись за свою траву.

Иногда, я останавливался и смотрел по сторонам. Меня вдохновляла степная свежесть и простор. В те моменты, когда я сходил с трассы, на горизонте не было машин, а коровы скрывались за холмом, я чувствовал себя единственным живым существом на земле. Все, что было у меня в руках – две сумки, гитара через плечо – все это было не мое. Одежда тоже была не моя. Тело мне не принадлежало, и все во мне было таким, за что я сам не смог бы зацепиться. Немного кружилась голова. Курить не хотелось.

Странно, но в этот момент я заметил, что мои необыкновенные чувства сопровождаются песней певицы Максим – "Знаешь ли ты, вдоль ночных дорог шла босиком, не жалея ног..." Это никак не вязалось с ощущениями, которые я испытывал, и я, проведя в голове небольшое расследование, понял, в чем дело. Пока я ехал два часа на "Барыге", кто-то сидел за моей спиной, и несколько раз, очень громко включал на своем мобильнике эту песню, вот она и застряла в моей голове, да так, что я под нее, чуть ли не медитировал. Я сплюнул, и решил, что впредь надо быть бдительнее.

Наконец на горизонте появился Ононский мост. До него было километров пять, и это означало, что осталось идти совсем немного. Как мне объяснил Федя, перед поворотом на мост, стоит пост ГАИ. От него до Цугола 3 километра. Значит, мне оставалось всего около восьми километров. Почти что пришел!

До моста я добрался быстро. Постом ГАИ оказалось полуразрушенное, двухэтажное здание, на котором большими и не ровными буквами, так и было написано – ГАИ. По бокам здания стояли военные доты с амбразурами для пулеметчиков – как раз, напротив моста, который смотрит в сторону Китая. Ни, гаишников, ни пулеметчиков, и в помине нет. Рядом указатель: "Село Цугол. 3 км"

Вообще, в начале моего пешего перехода, пока я не отошел от Оловянной, километров на пять, мне часто встречались заброшенные здания, и перекошенные бараки. В некоторых бараках, было похоже, что кто-то живет (белье на веревках, дым из трубы), но все равно воображение рисовало последствие эпидемии холеры, или ядерного взрыва. От этих развалин пахло одиночества, печалью, и даже смертью, а когда я заметил большую стаю собак вдалеке, и они меня заметили тоже, то совсем жутко стало. Я торопился миновать эту депрессивную местность; когда появилась чистая степь, то стало веселее.

У Феди со Светой я прочел много литературы о тех землях, куда я собрался. Я узнал о самых экзотических животных, обитавших в Забайкальских степях. Волки, яки, верблюды, кони, бараны, козлы, сайгаки и тушканы. Кроме этого, в степи обитают десятки видов ядовитых змей, десятки видов птиц, которых я видел только на картинках. Все это хотелось увидеть прямо сейчас, но кроме стада коров на пыльной дороге, да стаи голодных собак я никого пока не встречал.

Возле ононского моста я покурил, выпил минеральной водички и пошел прямо на село Цугол, в котором находится самый древний дацан Забайкалья – Цугольский. В 2008 году он отмечает двухсот семилетний день рождения. Это я тоже вычитал в книгах, пока находился в Агинском.

Цугольский дацан, в свое время считался самым прогрессивным дацаном в Бурятии. Это был центр общественной и культурной жизни, где обучали различным наукам: от Тибетского языка до основ Буддизма, географии, медицины, астрономии, астрологии и философии. Из него выходили первые бурятские буддийские учителя. Например, Доржо Даши Этигелов, чье нетленное тело находится в Иволгинском дацане, образование получал в Цуголе. Агван Доржиев – первый учитель Далай Ламы ХIII, а в последствии его представитель в Советской ------ – воспитанник Цугольского дацана. Данзан Нрбоев – бурятский святой, который лично общался с Лениным и Луначарским, отговаривая их уничтожать в ------ религию, тоже был из Цугольского дацана.

Согласно официальным документам, монастырь был основан в 1801 году, и поначалу существовал, как, войлочная юрта – дуган. (Дуган, это примерно, как, по нашему – часовня). В период развития Буддизма в Забайкалье, в условиях кочевого быта бурят, передвижные войлочные юрты – дуганы были самым распространенным видом буддийских молелен. Первые ламы, которые появились в этих местах, владели навыками Тибетской медицины и были хорошими лекарями, поэтому юрты – дуганы, заодно являлись и аптеками.

Вообще, буддизм в Бурятии хорошо прижился в основном благодаря тому, что ламы, пришедшие из Монголии, умели лечить людей. Некоторые из них обладали сверхъестественными способностями – сиддхи, и были настолько сильны, что могли противостоять шаманам, которые испокон веков были у бурят в авторитете.

После того, как русская императрица – Елизавета вторая, официально признала в Бурятии Буддизм, дацаны начали строить повсеместно, и каждый дацан был произведением искусства. Каждый дацан хотел выделяться своим убранством и изяществом отделки. Цугольский, как я прочитал в Светиных книгах, сразу занял лидирующее место среди других дацанов. По тем временам, смета на его строительство составляла сорок тысяч рублей серебром. Деньги выделяло государство, и собирались пожертвования от населения. Макет здания разрабатывался в Тибете. Камни для фундамента везли из Монголии, с развалин Кондуйского дворца. (Это одна из древних столиц империи Чингис Хана). Самые лучшие художники Забайкалья работали над его оформлением. Из архитектурных особенностей, в первую очередь отмечены: ажурные лестницы, которые были отлиты на Уральских заводах по оригинальным формам цугольских кузнецов, мраморные ступени перед входом в храм, высокие колонны, с мраморными капителиями, которые тоже были выполнены местными художниками, и, конечно же, вычеканенная из меди, и покрытая золотом, восьмиметровая статуя Будды Майтрейи. Вот, примерно и все, что я успел узнать об этом дацане, пока находился в Агинском. Не скажу, что меня это сильно зацепило, или я попал под какое-то очарование, но меня туда тянуло. Теперь я это точно понимал. Объяснить себе не мог, но чувствовал, что тянет...

Двадцатикилометровый переход заканчивался. Переступая через коровьи лепешки, я подходил к селу – Цугол, а навстречу мне ехал небольшой трактор, видимо китайского производства, таких я раньше не видел. За трактором громыхал прицеп с березовыми поленьями. На поленьях сидел молодой парень в камуфляжной фуфайке и одной рукой придерживал тело человека, которое лежало, раскинувшись на куче поленьев. Руки и ноги этого человека свисали по обеим сторонам поленницы, и когда трактор подкидывало на ухабах, их болтало в разные стороны, как веревки. Сначала я испугался, подумав, что везут мертвого, но когда мы поравнялись, тело перевернулось на бок и его начало тошнить. У меня отлегло от сердца. Это были первые цугольские обитатели, и встреча с ними меня развеселила. Дацан был уже, как на ладони. Он, как надувной, вырастал в размерах и виден был, все отчетливее.

Высокое здание, с желтой крышей в буддийском стиле, и массивным, белым забором по всему периметру. Большие ворота посередине, но они были закрыты, и мне пришлось заходить на территорию дацана сбоку. Помимо кирпичного забора, который стоит вокруг главного храма, территорию дацана окружает еще и деревянный забор. Несколько домиков с номерами, возле одного из которых стоит спутниковая антенна. Вокруг ни души. Это все, на что я обратил внимание в первый момент. Вдохновение, с которым я легко прошел двадцать километров пешком, меня по-прежнему и не покидало, но резко навалилась усталость. Заболели ноги и спина. Захотелось присесть в мягкое кресло, склонить голову и уснуть. Еще на подходе к дацану, когда до него было уже меньше километра, я увидел на абсолютно чистом небе красивое облако, напоминавшее по форме птицу. Оно зависло прямо над крышей храма. Это я тоже истолковал как хороший знак. Сейчас облако растворилось, и его ошметки уплывали в сторону Манчжурии. Я стоял возле главного храма с двумя тяжелыми сумками, гитарой через плечо, и был горд, что двадцать километров пешком, это для меня пустяк – можно и больше...

Сначала я решил пройтись по территории, кого-нибудь отыскать. Рассматривать храм сейчас не хотелось. Я подумал, что это, как вкусный ужин, на который не стоит накидываться прямо с порога. Я взял сумки и пошел по территории.

Первым мне попался лама – лет под сорок, в очках и в красной форменной одежде.

Я поздоровался и спросил, как можно найти настоятеля? Он ответил, что настоятеля сегодня не будет, и поинтересовался, не может ли он чем-то помочь.

В Агинском Федя меня проинструктировал – что говорить, и как объяснить цель приезда, но я все, же замешкался. Очень неуверенно и сбивчиво, я объяснил, что я хочу пожить и поработать в Цугольском дацане. Хочу делать буин. Буин, по бурятски означает – собирание добродетелей, или очищение кармы.

Дело в том, что все, кто приезжает в дацан, должны работать. Никто просто так туриста кормить не будет и жилья не предоставит. Любая работа на территории дацана расценивается, как буин. Если ты на территории дацана подбираешь даже обертки от конфет, или бычки, это буин. Этим ты очищаешь свою карму и карму своих родственников. По буддийскому учению, все, кто относится к отряду живых существ (люди, звери, насекомые, духи, черти и даже боги), находятся в круге перерождений. Круг перерождений (сансара), происходит до тех пор, пока существо не исчерпало свою карму. Карма зависит от поступков и мыслей. Задача буддиста, очистить свою карму, и научить этому своего ближнего. Ближним, для буддиста является любое, живое существо. Для избавления от накопленной кармы существует многоуровневое учение, которое дается каждому, по мере его умственных и духовных способностей. Сила каждого человека, это тоже результат накопленной кармы. Кто-то идет к цели быстрее, а кто-то медленнее. Есть притча про одного ученика, которому трудно давалось учение, и от него отказался даже его учитель. Тогда Будда Шаккьямуни подошел к нему и посоветовал заниматься уборкой помещений, где проходили занятия. Но только мусор ученик должен был убирать с таким представлением, что он убирает его не просто с пола, а со своего сознания. Ученик принялся за дело, и вскоре в нем проснулись способности к учению. За короткое время он догнал своих сверстников, и вроде, как сам стал просветленным.

Все время, пока я объяснял ламе цель приезда, он слушал и кивал головой. Тут, рядом появился еще один лама – помладше. Он был довольно упитанный, с круглым лицом и в такой же одежде. На голове у него была ламская зимняя шапочка на бараньем меху, и вверху заостренная. Мне пришлось повторить все заново. Когда я закончил объяснять, они по-бурятски, между собой о чем-то перекинулись, и второй лама спросил, что я умею делать? Я сказал, что могу всего понемногу. Тот, который толстый, сказал, что им нужны кроватки – примерно десять штук. Я спросил – детские, что ли кроватки? Он сказал – почему детские? Обыкновенные кроватки. Скоро Сагаалган, приедут хувараки, а в дацане не хватает кроваток. Я кивнул, в знак того, что это не проблема – сделать кроватки...

Договорились мы на том, что на сегодняшнюю ночь меня разместят, а последнее слово за настоятелем, который приедет только завтра. Как он скажет – так и будет. Мне показали дом, в котором я переночую, и пригласили в столовую на ужин.

Время было уже к шести часам вечера, а я весь день ничего не ел. В сумке у меня лежала какая-то еда, но я не сделал ни одного привала за всю дорогу.

Дом, который мне показали, был не топленный. Они мне так и сказали, что в нем никто сейчас не живет и его надо хорошенько протопить. Когда зашли в этот дом, то в нем было холоднее, чем на улице. Я кинул сумки, особо не рассматривая обстановку, и пошел с ламами ужинать. Вместе, через двор храма мы прошли в столовую, где уже за длинным столом сидело человек десять лам. Все буряты, все в красных одеждах.

Мне показали, куда подходить за едой и я оказался у раздаточного окошка. Там русская женщина подала мне тарелку с супом, и я уселся за стол. Ламы, не обращая на меня внимания ели, и говорили о чем-то на своем языке. Тарелка с хлебом стояла от меня далековато, и я, еще не освоившись и немного стесняясь, не решался тянуться за ней.

Ел без хлеба, пока сидевший рядом лама не пододвинул мне тарелку с нарезанным хлебом. Пока я ел, никто меня ни о чем не спрашивал. Я уткнулся в свою еду и не поднимал головы. Кроме супа на столе был хлеб, печенье, конфеты и какое-то не понятное блюдо фиолетового цвета. Оно было наложено в пиалу.

За чаем тоже надо было идти к раздаточному окну, и я, сходив за чаем, решил попробовать – что это, за странное такое кушанье. Язык распознал только вкус черемухи, а остальное было непонятно. Еда была очень вкусной, и я съел все, что было в пиале. Потом я узнал, что это национальное бурятское блюдо. Перемолотая черемуха, смешанная с творогом, печеньем, изюмом и сливочным маслом. Название забыл.

После ужина я пошел в свое жилище. Надо было срочно топить печку. Дрова лежали недалеко от дома. Я принес несколько охапок и принялся за дело. Дом был промерзший капитально.

Подкрепившись в столовой, я, вроде бы стряхнул усталость, но все равно меня одолевал сон. Глаза закрывались сами собой. Захотелось лечь на кровать, которая стояла, метрах в трех от печки у самого окна. От кровати веяло холодом, и я опять шел к печке, которая никак не хотела нагреваться. Несколько раз заходили ламы – те, что меня сюда определили, и интересовались, как у меня продвигаются дела. Я говорил, что все отлично, и печка скоро начнет вырабатывать тепло. Они уходили, а я кочегарил, и без конца трогал стенки печки, надеясь уловить хоть один признак тепла. Кочерги в доме не было, и вместо нее я использовал деревянную палку, то ли от метлы, то ли от лопаты. За несколько секунд, пока я ворошил поленья, она превращалась в факел.

Рассмотрел комнату, в которой мне предстояло переночевать, а если беседа с настоятелем пройдет хорошо, то и пожить. Обыкновенный деревенский дом. Два окна, лампочка на потолке. Стены побелены известкой. Шкафчик с бумагами, исписанными тибетскими буквами. Стол, стулья. Пол с сантиметровыми щелями, из которых дует сквозняк. Везде пыль. В углу алтарь, с множеством буддийских изображений и фигурок различных божеств. Медные чашечки для подношений, курильница для зажжения благовоний и несколько очень красивых танку с Буддой.

Часов в десять вечера в дверь постучали, и я крикнул – Войдите! Вошел молодой паренек, и спросил – не я ли тот самый, который будет жить в этом доме? Я сказал, что это еще неизвестно, буду ли я тут жить. Как настоятель решит – говорю – так и будет. Может вообще, завтра домой уеду...

Он мне объяснил, что в этом доме ведет приемы Мунко лама, но дом сейчас холодный, потому как топить его некому – все заняты. Мунко лама принимает посетителей в конторе дацана, до тех пор, пока не станет теплее.

Мы познакомились, и он назвал мне свое имя, которое я научился правильно произносить только через неделю. То, я называл его – Арда, то – Рамда, то – Арга, пока он не объяснил мне, что его имя по бурятски означает – Радость. Я все уяснил, и стал называть его правильно – Радна.

Радна рассказал, что ему уже двадцать восемь лет, и он приехал сюда неделю назад учиться на ламу. В его роду очень сильно проявлен шаманский дух, и от этого страдают все его родственники. Они отправили Радну учиться в дацан, чтоб он стал ламой, и тем самым прервал шаманскую линию их рода. Я, честно говоря, не совсем понял смысл этих раскладов, но мне было интересно его слушать. Говорил он тихо, очень правильно подбирая слова, и в нем чувствовалась большая сосредоточенность. Пока мы с ним разговаривали, посреди комнаты несколько раз пробегала мышь. Радна сказал, что это в порядке вещей и мыши тут в каждом доме. Главное, что бы я их не убивал.

Как он мне объяснил, сначала тут поселили его, но сейчас, перед праздником Сагаалган, много работы и он не успевал протапливать этот дом, потому он такой холодный.

Он предложил, что если дом не нагреется и спать будет холодно, то я могу переночевать в восьмом домике, который находится рядом. Я отказался, решив не самовольничать. Где мне сказали ночевать, там и буду. Радна ушел спать, а я опять подбрасывал дрова и шерудил деревянной палкой печку.

Кроме Радны ко мне заходили молодые хувараки, которые учатся на лам, и интересовались – кто я, откуда?.. Я со всеми знакомился, но с первого раза, ни одного имени не запомнил. Бурятские имена не сразу откладываются в голове.

К часу ночи печка более-менее нагрелась, но дом, по прежнему был холодный. Сил стоять на ногах уже не было, и я решил спать, не смотря ни на что. Я накидал полную топку дров, пододвинул к печке кровать, накинул на голову капюшон пуховика, обмотал шею шарфом, надел перчатки и лег. В темноте находиться было не совсем уютно, и свет я оставил только в коридоре. Как только я угомонился, начали раздаваться шорохи в разных углах. Я себя успокаивал, что это мыши, но некоторые звуки были очень подозрительными, и, на мышиные не походили. Они доносились с потолка, с разных углов комнаты, и из-под пола. У меня начинало стучать сердце, сон исчезал. Я вставал, включал везде свет и топал ногами. Звуки затихали, и я опять ложился. Свет уже не выключал. Полноценного сна не получилось. Я просыпался несколько раз, вставал и подкидывал дров. Часам к четырем утра уже можно было снять пуховик. Дом начал нагреваться.

Утром меня разбудил Радна и позвал на завтрак. Вслед за ним пришел, тот самый лама, которого я встретил первым во дворе дацана. Это и был Мунко лама – хозяин домика, в котором я провел первую ночь. Он зашел, когда я еще протирал глаза от сна, и сказал: "Чудеса, да и только! Дом теплый! Как тебе это удалось?"

Я сказал, что на это у меня ушла вся ночь. Мунко лама спросил, как мне спалось, и какие сны я видел? Я сказал, что уснул только под утро и снились мне одни кошмары. Он меня успокоил, сказав, что дом меня принял, и я могу спать здесь спокойно. Будут и хорошие сны. Я ответил, что все зависит от настоятеля – буду ли я вообще тут спать.

Мунко лама сказал, что все будет хорошо.

Мы с Радной сходили на завтрак, который состоял из чая с печеньем и, из той – самой фиолетовой смеси, которая мне так понравилась вчера на ужине. Я познакомился с тетей Аней, которая готовила пищу. Оказалось, что мы земляки. Она родом с Ангарска, но последние пятнадцать лет живет в Цуголе. После завтрака Радна пошел пилить дрова, и я к нему присоединился. До приезда настоятеля, мне никаких дел пока не поручили, но я решил включиться в работу немедленно. Радна работал бензопилой, я подтаскивал ему старые доски, а распиленные скидывал в кучу. Досок было много – целые горы. Это были старые доски, которые остались от ремонтных работ в дацане. Хорошие мы откидывали в сторону, а кривые и подгнившие шли на распил. Радна чудесно управлялся с бензопилой. Пока мы пилили, к нам подходили ламы, и все уже знали меня по имени, хотя я с ними лично не знакомился. Знали, и зачем я приехал. Я так понял, что они между собой уже обсудили мое появление.

К вечеру, перед ужином появился настоятель. Его белая "Волга" стояла у восьмого домика. Мой домик был шестым.

Я пошел к восьмому домику и немного волновался. Настоятель – Алдар лама, молодой человек интеллигентного вида, и младше меня лет на пять. Я, как положено – на "Вы", обратился к нему с просьбой – пожить в дацане. Я ему все подробно рассказал о себе, и какой интерес у меня здесь. Он поинтересовался – кто меня сюда отправил? Я сослался на Диму Хохлова и на Федю. Алдар лама, сказал, что я пока могу остаться, а дальше посмотрим. Я спросил на счет кроватей, изготовление которых я могу начать хоть сейчас, но он ответил, что бы я пока помогал Радне пилить дрова. Я был этим удовлетворен и поклялся себе проявиться с лучшей стороны, дабы у лам не возникло повода отправить меня домой.

Приближался праздник Лунного Месяца – Сагаалган. Это Новый Год по восточному календарю.

Все готовились к этому событию, но особой суеты не наблюдалось. Все шло ровно и неторопливо. Я не мог поначалу идти в ногу с этой неторопливостью. Мне казалось, что все надо делать быстро, и строго по плану. Пилка дров оставалась моей прямой обязанностью, но мне потихоньку начали давать и другие поручения – вставить стекло, прибить гардины, повешать в храме люстры. Я принимался за любую работу и делал все, не отходя от кассы. Не успевали мне что-то поручить, как я уже бежал докладывать, что все исполнено. В общем, прогибался, как мог, пока лама Муноко-батор однажды мне не намекнул:

— Куда спешите то, все время? За Вами ведь никто не гонится? Делайте не торопясь.

Это, тот самый – круглолицый лама, которого я тоже встретил одним из первых. Очень обаятельный человек, напоминающий маленького ребенка. От его звонкого хохота меня всегда разбирал смех. Даже если я не понимал, над, чем он хохочет, мне все равно становилось весело. Мунко Батор имеет должность – гэсхэ. Гэсхэ – лама следит за порядком во время службы в храме. Когда идет служба, он надевает бордовую мантию, высокую желтую шапку, а в руки берет длинную палку. Этой палкой он имеет право бить нерадивых хувараков, которые плохо читают обрядовые тексты, или засыпают во время службы. Некоторые обряды идут по пять – шесть часов, и не мудрено, что под монотонный ритм службы, кто-то из молодежи засыпает. У Мунко Батора свое место возле входной двери в храм, и оно напоминает небольшой трон, на который никто не имеет права садиться. Я один раз, зайдя в храм, положил на его сиденье свою шапку. Мунко Батор сделал мне замечание, но палкой бить не стал.

Есть еще младший гэсхэ – лама, это Васька. Он недавно сам был хувараком, а теперь – лама.

Он тоже ходит с палкой, и один раз я видел, как он огрел по голове хуварака Болотку, за то, что он, что-то там не правильно читал. Не с размаху, конечно ударил, но очень резко и показательно.

Дом я топил с утра до вечера, но сквозняки все равно выдували все тепло за ночь, и когда я просыпался, у меня изо рта шел пар. Я скорее надевал ботинки, пуховик и бежал в столовую, что бы там почистить зубы, помыть лицо, а потом уже и позавтракать. Умывальника в доме не было.

Каждый вечер ко мне приходил Радна, и мы разговаривали о всякой всячине. Радна удивительный человек, и иногда я замечал за ним странности, к которым впоследствии привык. Он мог о чем-то говорить, что-то рассказывать, но, ни с того, ни с сего, глаза его вдруг мутнели, речь теряла напор, а язык начинал заплетаться. Смысл его слов в этот момент от меня ускользал, и я не мог понять – в чем дело. Радна становился как пьяный, и если бы я не видел его минутою раньше, то я бы так и решил, что он выпил. Потом Радна мне все объяснил. Оказывается, так действует на Радну тот самый, родовой шаманский дух, о котором он мне говорил в прошлый раз. Он иногда в Радну вселяется, и Радна с этим ничего поделать не может. Этот дух может найти любого человека в любом месте.


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
 Заголовок сообщения: Re: Посещение Цугольского дацана
СообщениеДобавлено: 26 фев 2018, 02:48 
Администратор
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 03 май 2017, 17:53
Сообщений: 22049
Медали: 53
Cпасибо сказано: 866
Спасибо получено:
19270 раз в 11997 сообщениях
Магическое направление:: Астрология, Рунология
Очков репутации: 70203

Добавить
Радна сравнил это с поисковой системой в компьютере. Набираешь имя файла, и поиск выдает тебе место, где этот файл находится. Что-то скрыть – бесполезно. Так же и бесполезно укрыться от этого родового духа. В эти минуты Радна видит всё и всех насквозь. Чтобы я не сомневался, Радна выдал мне полное описание моей личности со всеми подробностями моего характера, моих привычек и наклонностей. Сначала я был шокирован, а потом расслабился. Фигу в кармане я не держал, обманывать тоже никого не собирался, а потому, чего-то компрометирующего Радна увидеть во мне не мог.

Разговаривал он тоже, по особенному. Так обычно разговаривают пожилые люди, в речи которых редко встречаются слова – паразиты. Ни одного праздного выражения или вопроса. Все только по существу.

В один из вечеров, когда Радна сидел у меня, и рассказывал про свои шаманские заморочки, ко мне зашел хаурак – Ченгиз. Ченгизу девятнадцать лет. В дацане он уже год. Старший его брат тоже учится на ламу, только в Индии.

Радна, как раз объяснял, что такое транс. Родовой дух, мол, входит в человека, и начинает говорить его устами. Радна не владеет навыками вызывания этого духа в определенные моменты – когда нужно, и дух посещает Радну нежданно-негаданно. Это, явление, которым очень искусно оперирую шаманы, собственно и называется – транс. Ченгиз тоже выслушал Радну, и добавил, что, по русски, это явление, еще называется – шизофрения, и сам же громко захохотал.

Радна с Чингизом в очень дружеских отношениях, и я не думаю, что он на него обиделся.

C пяти месяцев Радна ясно помнит каждое событие в своей жизни. Помнит, как умер его отец, как нянчила его бабушка, как играл с ним старший брат. Помнит все, до самых мелких деталей. Радна даже помнит свою прошлую жизнь: он во всех подробностях описал мне тот мир, из которого сюда попал. Радна видит осознанные сны и может контролировать процесс, который там происходит. Во сне он может оказаться в любом месте, и увидеть там все, что захочет. Чаще всего Радна, во сне летает к себе домой – в родную деревню.

Примерно через неделю я освоился окончательно. Я знал всех поимённо; знал, кто какие функции в дацане исполняет. Ко мне все относились приветливо, и в этом не было ничего искусственного, или напускного. Ни разу, за обеденным столом я не замечал напряженной, или скучной обстановки. Ламы всегда находились в приятном расположении духа. Все смеялись и шутили, и иногда, когда я понимал, о чем речь, тоже присоединялся к веселью. Я уже не стеснялся попросить у тети Ани добавки, а заходя в столовую, и приветствуя лам, я громко говорил – приятного аппетита, уважаемые служители культа!

После того, как я прочно обосновался в шестом домике, туда перебрался и Радна. За столовой мы нашли разобранную кровать и принесли ее в дом. Радна принес свой чемодан и остальные пожитки. Мы договорились, что подметать полы и топить печь будем теперь по очереди.

Радна мне признался, что, когда его сюда определили, одному ему здесь было неуютно. То, что он не успевал топить, это было лишь предлогом, что бы перебраться из шестого, в какой ни будь другой домик, туда, где кто-то уже живет. Радна уверен, что в шестом обитает дух умершего ламы. Вот Радна, и не хотел оставаться ночью здесь один. У меня есть подозрение, что Радна даже видел этого ламу, или, кого там еще. Как-то вечером, перед сном, когда мы уже погасили свет, он неожиданно спросил:

— Паша, вы ничего не слышите?

Я говорю – да, нет – ничего не слышу...

— Голос не слышите?

— Какой, еще голос, Радна?

— Прямо за вашей спиной...

У меня, тут же прошел по всему телу холодок. В горле резко пересохло. Сдавленным голосом я спросил:

— Ну, и что он говорит?

— Даа... Белиберду всякую. Не обращайте внимания.

Я, признаться, и сам кое-что здесь замечал, когда находился один. Все время было чувство, что на тебя кто-то смотрит. Стуки по ночам бывали, но не каждую ночь. Я обнаружил, что на чердаке обосновались воробьи, и успокаивал себя, что это они шумят. Так я объяснил себе происхождение стуков сверху. Пару раз я видел, как под порог дома ныряет бродячий кот. Там он наверняка ловил мышей, и этим я объяснил стуки снизу. Стуки в самом доме я объяснить никак не мог, но порой, за день я так уставал, что сон наваливался мгновенно, и мне было уже безразлично – кто там стучит, кто там скребет, или, кто там ходит. В доме я вел себя добросовестно, и у этого приведения, наверняка не было повода относиться ко мне враждебно. Я убирался, вытирал пыль, подметал полы и топил печь. Я ухаживал за алтарем. Там всегда горели лампадки (зулу), и всегда были наполнены водою тахилы (медные чашечки).

Как то к Радне приехал старший брат – Даши. Радна мне про него рассказывал, и я уже знал, что Даши – настоящий шаман. Если Радна, только носитель родового духа и не более того, то его старший брат, умеет делать всякие штучки, которым специально обучен. Даши хороший диагност. Он без прикосновения к телу человека определяет все его болячки. Радна тоже этим владеет, но ему надо обязательно человека потрогать. Даши правит кости и лечит больные органы человека, даже не прикасаясь к нему. Просто водит рукой вдоль тела и, больной излечивается. Еще Даши может входить в транс и становиться волком. Не настоящим, конечно, он становится волком внутри себя, и видит все, по волчьи. Если ему надо найти человека, или что-то узнать, он входит в транс, и там, находясь в волчьем теле, по нюху выслеживает свою добычу. Много, еще чего поведал мне Радна про своего старшего брата, просто не все имею право рассказывать.

Я познакомился с Даши, и у меня не было перед ним никакого трепета. Я знал, что Даши, так же как и Радна, видит человека насквозь, но я уже привык к этому. В дацане каждый лама имеет "третий глаз", и, с того момента, как я тут появился, я был просканирован на сто рядов.

Даши гораздо крупнее Радны, и ростом повыше. Очень приветливый человек и общаться с ним было очень комфортно. Пока Радна паковал свою старую одежду, которую Даши в обмен новой, должен был отвезти домой, мы с ним пили чай. У меня, так и чесалось, расспросить Даши о его шаманских опытах, но язык не поворачивался. Пили чай, болтали о пустяках, пока он сам не начал.

Даши спросил:

— Как, ты Паша относишься к буддизму?

Я, решив не строить из себя умника, и ответил:

— Нормально отношусь. Интересная – говорю, – штука.

Даши усмехнулся.

– Ты понимаешь, о чем ты говоришь? Какая же это "штука"? Это серьезная религия. Ты не должен никогда так пренебрежительно говорить – штука.

Я, пытаясь найти оправдание, сказал, что я к ней очень серьезно отношусь, а то, что у меня вылетело слово – "штука", так это, машинально, что ли.

– Вот ты все знать хочешь, да? – говорит Даши. Ясный свет хочешь увидеть. Понять все хочешь. Из тумана хочешь выйти. А, ты – говорит, – не бойся быть в тумане. Как только ты увидишь свет, и поймешь, что тебе все стало понятно, считай себя живым трупом, чернорабочим. Только мертвец знает, что он все знает. Ходи в тумане, натыкайся, спотыкайся, но не засыпай, и не обольщайся, если тебе что-то стало ясно. У тебя все будет в порядке, только не бойся ходить в тумане. Даши посмотрел мимо меня, в сторону моей кровати, и громко крикнул:

— Правильно я говорю?!

В этот момент под кроватью что-то сильно стукнуло. Я подпрыгнул на стуле, и на секунду потерял дар речи. Звук был похож на то, если бы на пол уронили пудовую гирю.

— Вот, видишь – сказал Даши, – значит все правильно.

Радна, в этот момент занимался перекладыванием вещей, и не обращал внимания на происходящее...

Я по-прежнему работал не покладая рук. Сколачивал старые столы, ремонтировал стулья. Кое-где чинил электрику. С Радной подметал в храме, и выбивал палкой ковры – к Сагаалгану все должно было блестеть. Я собрал по дацану весь инструмент, и провозгласил себя его хранителем. Эта мера была вызвана тем, что дацанский инструмент (ножовка, молоток, пассатижи, отвертка и т.д) был разбросан по всем домикам, и в случае надобности ничего нельзя было отыскать. Теперь это добро хранилось в моей сумке, и если кто-то просил у меня молоток, то я выдавал как в библиотеке – под запись. Самым неаккуратным "читателем" был шестнадцатилетний хаурак – Жигден. За ним постоянно надо было ходить и напоминать о взятых пассатижах или рулетке. Парень хороший, но очень рассеянный. Он мог терять ключи от своего домика по пять раз на дню.

Иногда он задавал мне очень странные вопросы. Бывало, окликнет меня на улице, подбежит, и, еще не отдышавшись, спросит:

— Дядя Паша, а кто у вас в городе положенец? Я говорю – Жигден, я не в курсе – кто у нас в городе положенец, но только тебе-то это зачем, я не понял?

— Да, так, просто – отвечал Жигден, – интересно.

Однажды Жигден прибежал к нам в полшестого утра, когда мы с Радной еще спали. Он потряс меня за плечо, и спросил:

— Дядя Паша, вы Бато ламу не видели? Мне ему надо ключи отдать от храма...

Я, сначала ничего спросонья не понял, и переспросил. Жигдэн повторил свой вопрос. Я уже немного вынырнул из сна, и, не открывая глаз, очень медленно произнес:

— Да, Жигден. Я видел Бато ламу только что... Он шел через огненную реку и играл на дудочке, а на плече у него сидела макака и пела гимн Советского Союза.

— Дядя Паша, я же серьезно – сказал Жигден.

Я говорю:

— Жигден, ну где я мог видеть сейчас Бато ламу, если только не во сне? Ты сам-то думаешь, что говоришь?

— Тогда дайте закурить – сказал Жигден. Мне пришлось на него рявкнуть, и он убежал.

Много еще раз Жигден заставал меня врасплох. Поначалу я озадачивался и не знал, как правильно себя вести, чтобы не обидеть этого молодого человека, но потом мне стало ясно, что у Жигдена мысли летят медленнее, чем работает язык. Сначала он говорит, а потом уже думает. Так, однажды он заметил, что я курю в сенях, и сделал мне замечание. Он сказал, что это дом ламы, и курить здесь – все равно, что в храме. Я не стал спорить, и погасил сигарету. Через полчаса он прибежал ко мне и предложил вместе пойти покурить в сени. О том, что бы я ни рассказывал никому, что он курит, Жигден напоминал мне каждый день.

Перед Сагаалганом ламы тоже не сидели без работы. По вечерам они крутили адис. Адис, это благовоние, которое поджигают в храме во время службы. Я, толком не понял из чего оно состоит, но, по-моему, это смесь из разных растений. Можжевельник, сагаан-дали, кора дуба, и еще что-то. Все это, на специальном приспособлении перемалывается до порошкообразного состояния и заворачивается в конвертики. Каждый вечер ламы и хуараки заворачивали по тысяче конвертиков с адисом. Адис нужен для службы в храме, и для прихожан, которые берут его домой. Я тоже иногда помогал. Садился вместе со всеми за стол и крутил адис. Однажды я застал, как Баир лама рассказывал остальным содержание фильма "Остров", и мне было интересно послушать, что они думают по этому поводу. Разные департаменты все-таки – буддисты и православные. Баир лама, оказывается, смотрел фильм три раза, и он его сильно потряс.

Меня спросили, крещеный ли я? Я сказал, что я крещеный. Баир лама спросил – хожу ли я в церковь. Я ответил, что не был в церкви уже давно.

— Это очень плохо, что в церковь не ходишь. Приедешь домой – обязательно сходи...

Иногда ламы просили, что бы я поиграл им на гитаре. Я брал гитару и исполняя их любимые песни. Кто-то любит Цоя, и я пел Цоя. Баир лама просил Розенбаума, и я пел – "Гоп-стоп, мы подошли из-за угла..." Бато лама просил "Отель Калифорния" – я пел её, но больше всех меня удивил Аюр лама. Он спросил песню – "Снег кружится, летает, летает..." Я вспомнил эту песню из моего детства, и спел. Аюр лама попросил, что бы я показал ему аккорды, и с этой минуты я нашел себе новое занятие – я начал учить лам играть на гитаре.

По вечерам, в те дни, когда не было хуралов, в моем – шестом домике собирались мои ученики – Ламы и хувараки. Они приходили с тетрадками, садились напротив меня, и я показывал им, как правильно брать аккорды, и как самим подбирать песни. Забавно было то, что ламы, это учителя хувараков. Я видел, как проходят занятия по Тибетскому языку. Ламы с хувараков спрашивают очень строго, и, неуспевающих гоняют по всей строгости. Сейчас, они сидели все вместе, и учились играть на гитаре. Самыми способным были – астролог Муноко лама, который знает Тибетский, Монгольский и Английский языки, не считая Русского и, нескольких наречий Бурятского, и девятнадцатилетний хаурак – Ченгиз. Неплохо получалось у остряка и весельчака – Аюр ламы, но занятия шли недолго. Наступил Сагаалган!


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
 Заголовок сообщения: Re: Посещение Цугольского дацана
СообщениеДобавлено: 26 фев 2018, 03:01 
Администратор
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 03 май 2017, 17:53
Сообщений: 22049
Медали: 53
Cпасибо сказано: 866
Спасибо получено:
19270 раз в 11997 сообщениях
Магическое направление:: Астрология, Рунология
Очков репутации: 70203

Добавить
Первый день праздника белого месяца начался с Дугжубы – дня очищения. Народу в этот день было, около полутора тысяч человек. Негде было пройти – все заставлено машинами. По традиции, в этот день уходит все плохое, накопившееся за прошедший год. В храме с утра идет служба. Ламы весь день читают молитвы, и уходят на получасовые перерывы в столовую. В столовой в этот день прихожане сами накрывают столы, и голова кружится от обилия вкусной пищи. Я, к своему стыду, полюбил хуралы именно за то, что в эти дни можно было устроить праздник желудку. Нас и в обыкновенные дни кормили не плохо. Всегда на столе была свежая баранина, натуральное молоко, но в дни хуралов, когда прихожане привозили еду, я, кроме того, что ел вместе с ламами, мог по пять раз на дню зайти в столовую, якобы попить чаю. Только я присаживался за стол, как тут же, дежурившие по столовой женщины ставили передо мной тарелку с горячими позами, и прочими закусками. Аппетит был всегда. За время жизни в дацане, я набрал восемь килограмм.

Дугжуба, это ритуальна конусообразная конструкция, с разными украшениями и завитушками, а на вершине её установлен череп. Во время хурала, она стоит в центре храма, между двумя рядами низких скамеек, на которых сидят ламы. В этот день человеку полагается вспомнить все свои грехи за год, раскаяться в них и попросить прощения у всех, кому он причинил зло. После этого надо взять тряпку, и стереть с себя всю грязь. Под грязью подразумевается, не только физический мусор, но и кармический. Тряпку надо положить в коробку, которая стоит в этот день у главных ворот храма. Я, например, когда узнал об этом, пожертвовал свою футболку – подходящей тряпки в доме не нашлось. К полуночи, начинается самое главное действо – сжигание Дугжубы. В этот день из Агинского приехали Света с Федей, а с ними и мой приятель из Ангарска – Николас. Он тоже решил пожить в дацане. У него был на это свой личный повод, в отличие, от моего. Я был ему рад, и он, тоже, с разрешения настоятеля поселился в нашем, шестом домике.

Мы стояли в храме и слушали, как ламы читают молитвы, бьют в бубны и в медные тарелочки. У меня захватывало дух. Атмосфера была необыкновенная. Низкие голоса хором повторяли непонятные для меня слова, но все это очень мягко укладывалось на душу. По коже пробегали мурашки. Ламы, просто – красавчики! Они, скрестив ноги, сидели на специальных скамейках – жиндым, и перед каждым ламой, на столике лежали специальные, ритуальные предметы. Это были тибетские книги, ритуальные колокольчики, позолоченные чайники, украшенные разноцветными камнями, и с воткнутыми туда павлиньими перьями. Еще, у каждого ламы в руках была ваджра. Это тоже, особый ритуальный предмет.

В определенные моменты, ламы поднимали ваджру и звенели в колокольчики, либо доставали из чайника павлинье перо и брызгали по сторонам. Все были рассажены по старшинству. Не по возрасту, а по занимаемой должности. На троне сидел настоятель – Алдар лама. На нем была ярко-желтая, парчовая накидка, с высоким воротником, а на голове желтая шапка. По центру, между рядами лам и хувараков, ходил Мунко Батор со своей палкой, и смотрел – кто, и как читает. На нем тоже высокая, желтая шапка и бордовая мантия с темно-синим, пышным воротником. На главном алтаре храма большая фотография Далай Ламы, и статуэтка Цонкапы – основателя школы желтошапочников – Гелуг. По сторонам от алтаря шкафы со священными книгами – Ганжур, и со статуэтками тысячи Будд. На стенах, и на высоких колоннах храма изображения божеств. Везде горели лампадки, и вился дым от благовоний. В центральном проходе, возле дверей стояла Дугжуба, а над ней висели три ажурные люстры, которые я повесил совсем недавно.

Народу набилось много. Те, кто не попал в храм, стояли на улице. Весь двор был заполнен людьми. Работали несколько съемочных бригад из Читы, Краснокаменска и Ясногорска.

Мы, с Федей и со Светой стоял внутри, и я почувствовал, что мне не хватает воздуха. Я делал глубокие вдохи, но голова начинала кружиться, и я решил выйти на улицу. Света меня предупредила, что я к выходу не протолкнусь, а если протолкнусь, то обратно уже не войду.

У меня не было другого выхода, как идти напролом, расталкивая людей и извиняясь пред ними. Я чувствовал, что теряю сознание. Наконец я вышел на улицу и сделал глубокий вдох. Было желание выйти за ограду храма и посидеть на лавочке, но и на улице, перед дверями храма, народу было – не протолкнуться. Я остался стоять у дверей. Идти обратно в храм не было смысла – я бы, действительно не попал туда снова. Я сожалел, что самочувствие меня подвело; очень хотелось находиться внутри, ведь это был первый, большой хурал праздника белого месяца. Народ толпился по всему двору храма, и на ступеньках, возле дверей было очень тесно.

Дальше началось совсем, для меня невероятное. Двери храма открылись, народ, немного расступился, освободив небольшой пятачок, и из храма вынесли Дугжубу. Я оказался возле нее. Вышли ламы и продолжали, под стук барабана и тарелок петь на тибетском языке молитвы. Потом появились хаураки – Саян и Болотка, с какими-то копьями. Это были огромные, по три метра палки, с конской гривой вверху, и с красивой, медной насадкой в виде острия. Одно из четырех копий оказалось в моих руках. Мне его сунул Болотка. Остальные копья разобрали трое парней, которые тоже стояли возле двери. Я спросил у этих парней – что мне с ним делать. Они ответили, что сейчас идем жечь Дугжубу...

Я решил делать, то же самое, что делают остальные копьеносцы. Мы, вчетвером встали вокруг Дугжубы, создавая, как бы почетный эскорт. Потом, ламы ее подхватили и понесли со двора храма, через главные ворота. Я понял, что процессия двигается в сторону степи. Впереди процессии шел маленький мальчик. В руке он держал черную тряпку, один конец которой волочился по земле. Это тоже было частью ритуала. Он, как бы очищал дорогу. Я оглянулся назад, и увидел, что некоторые люди идут с факелами. Хвост растянулся на километр. Я нес свое копье, и в голове творилось невообразимое. Звезды, как сахарный песок, были рассыпаны по небу. Луна светила ярко и ее хотелось поддеть на острие копья. Ламы продолжали петь и бить в барабаны. Люди тоже пели. Всюду щелкали фотовспышки. В темноте я увидел большой стог сена, и понял, что мы идем к нему. Так оно и было. Процессия остановилась возле этого сена, и Дугжубу поставили на землю. Несколько минут ламы брызгали святой водой на Дугжубу, и пели низкими, стройными голосами. Мотив у меня до сих пор в голове, и жаль, что его не передать на бумаге. Потом, кто-то поджег стог сена. Я заметил, что стог полый внутри. С одной, его стороны был сделан невысокий проем. Когда сено вспыхнуло, несколько хувараков быстро подхватили Дугжубу и бросили ее в этот проем. Следом туда полетели коробки с тряпками, среди которых была, и моя адидасовская футболка. Сено сгорело за считанные секунды, успев осветить все вокруг, и нагреть возле себя воздух так, что пришлось отбежать от него подальше. На этом все закончилось. Старые грехи сгорели, надеюсь...

Я шел со своим копьем обратно, его я уже нес на плече. Я курил сигарету и не мог понять, как меня сюда занесло, и за какие заслуги я стал участником древнейшего ритуала – "Дугжуба", которому больше шестисот лет. Я увидел Федю, и рассказал, как все вышло. Мол, в храме стало плохо, и я вышел на улицу, а там, вон, как получилось. Федя улыбнулся, и сказал, что в этом нет ничего случайного. Ты должен был нести это копье – ты его и нес.

С наступлением Сагаалгана работы поубавилось. Мы только пилили дрова. Николас тоже подключился. В домике мы теперь жили втроем, и пока Николас был с нами, у нас появилось ведро и умывальник – Николас очень хозяйственный. Еще он сделал новое топорище для колуна. Прежнее я сломал. Мунко лама, видя, что дом ожил, опять решил в него перебраться, чтобы принимать посетителей. Как-то раз, после завтрака, я зашел в дом, а там теперь толпились люди. Они стояли в прихожей и сидели на наших кроватях. За столом, в облаке дыма от благовоний, и с колокольчиком в руках сидел Мунко лама. Он, с закрытыми глазами что-то бормотал на тибетском языке, и я понял, что он вернулся.

У всех штатных лам Цугольского дацана есть свои дома на территории поселка, где они живут с семьями. Дацанские домики, закреплены за теми ламами, которые проводят обряды, гадают, и принимают больных. Это было, для нас не совсем удобно, что в свой домик днем уже не возможно было попасть, но делать было нечего. Мы, не особо переживали. В дацане, и без того хватало хороших впечатлений, и все шло гладко, пока я не заболел.

Я уже неделю ходил в состоянии легкого недомогания. Чувствовал, что простыл, но температура не повышалась выше тридцати семи. Я пилил дрова и имел отменный аппетит, пока меня не свалила лихорадка.

Как-то я зашел вечером домой, и мне резко захотелось спать. Было еще рано ложиться, к тому же должна была начаться всенощная служба – с восьми вечера до восьми утра. Я решил прилечь ненадолго, но как только я лег, то сразу почувствовал, что у меня начинается жар. Минут через десять я уже стучал зубами, а еще через десять, у меня начало мутнеть в глазах. Зашел Чингиз. Я попросил его принести градусник. Он сбегал за градусником, а заодно принес целый мешок таблеток, которыми его снабдила мама, отправляя на учебу в дацан. Я подержал подмышкой градусник, и протянул его Чингизу. Чингиз посмотрел, и аж присвистнул:

— Дядя Паша! У Вас тридцать девять и два.

Всю ночь в храме шла служба. Опять было много народу. Люди приезжали на машинах, и целыми делегациями на автобусах, а я в это время лежал возле нагретой печки, и меня лихорадило так, что я даже стонал. Мне все время казалось, что из меня что-то выходит. Это "что-то" надо было выпускать из себя с сильным выдохом, и когда я делал выдох, то получался тяжелый стон. Одежда была мокрая насквозь. Живот был горячее, чем печка, а мне было холодно. Я смотрел на желтые шторы и не мог понять – какого они цвета. Сердце билось с такой частотой, что я не чувствовал его совершенно. Заходил Николас, что-то мне говорил, но его слов я не понимал. Кто-то еще заходил, но я даже лиц уже не различал. Видел только темные, размытые фигуры. Я испугался не на шутку. Думал, что это уже конец. Чингиз сунул мне две таблетки аспирина, и я уснул. Утром Радна, потрогал мой лоб, провел по животу, и сказал, что больше температуры не будет. Я спросил:

— Радна, я точно не умру?

— Обязательно умрете. Лет, через пятьдесят.

Мне повезло, что в этот день Мунко лама не вел приемов. Мне надо было лежать, и я не мог представить, чтобы в доме толпились люди, а я лежал бы и выглядывал на них, из-под одеяла...

Отпустило меня быстро. День я провел дома, но вечером сам сходил на ужин. В столовой тетя Аня сказала, что я похож на Кощея Бессмертного.

С этих пор я стал следить за здоровьем. Пуховик застегивал до отказа, и пил каждый день таблетки. Силы восстанавливались медленно, состояние легкого недомогания присутствовало постоянно. Температура была в норме, но чувствовалось, что все зыбко, и в любой момент она может подняться. Когда пилили дрова, наступил на гвоздь, и он глубоко вошел в ногу. Гвоздь был ржавый, и я сразу вспомнил фильм про одного циркача, которому оттяпали ногу, после того, как он поранил её гвоздем. Я совсем пал духом, и не смог придумать ничего умнее, как пойти в поселок и купить водки, что бы решить проблему одним разом.

Водку в цугольских магазинах не продают. Продавщица мне сказала, что если мне очень нужно, то я могу купить у бабы Любы, которая живет в таком-то доме. Я пошел искать этот дом.

Поселок Цугол живет своей жизнью, и с дацаном не имеет ничего общего. Живут здесь в основном русские. Производства никакого нет. Где люди работают – я так и не понял. Есть воинская часть. Есть две котельных. Есть школа и детский садик. Поселок смотрится неопрятно и бедно. Много домов похожи на собачью конуру, но там живут люди. Есть дома, и побогаче, но их меньше. Связи в поселке нет. Даже в школе нет телефона. Сотовой связи тоже нет. Я каждый вечер забирался на горку, что бы поймать или отправить смс.

В Цуголе есть три пятиэтажных дома. Это ДОСы – дома офицерского состава. В них живут не только военные. Там есть квартиры и у некоторых лам. На автостоянке возле ДОСа, часто можно было видеть, стоящие рядом – "Лэнд Круизер", и привязанного к столбу коня. Жигден мне рассказал, что в Цуголе есть местный авторитет, по имени Дрюня. Под Дрюней ходит вся деревня, и Дрюня очень серьезный человек.

Когда я искал дом бабы Любы, я увидел странного парня в женском, зеленом пальто, в ушанке с завязанными под подбородком ушами, и в резиновых шлепанцах, на босу ногу. Я представил, что это и есть, тот самый авторитет – Дрюня, и, от смеха чуть не подавился конфеткой.

Молодежь – дети офицеров, и цугольские подростки, по вечерам ходят толпами, упитые пивом, и ламы мне наказывали, без надобности, вечером в деревню не ходить.

Бабу Любу я нашел. Она продала мне за 180 р. бутылку водки, и я вернулся в дом. Я насыпал перца в стакан, залил водкой и выпил. Водка была ледяная, но я на это не обратил внимания. Греть ее не было времени – могли застукать. Еще раньше Радна мне говорил, что пьянство в дацане не приветствуется, и если настоятель заметит, то сразу выгонит. Я подождал, пока уляжется огонь внутри желудка, и выпил второй стакан, тоже с перцем. Я немного посидел, вышел – покурил, а дальше ничего не помню. Проснулся утром в одежде и в ботинках на своей кровати. Голова раскалывалась, меня тошнило, но самое ужасное было то, что у меня опять была высокая температура. Чувствовалось, что не меньше тридцати восьми. Нога, проколотая гвоздем, сильно болела. Накануне, Мунко лама дал задание хауракам – заново отштукатурить и побелить печку в нашем домике, и тут уже кипела работа. Весь дом был в пыли, пахло сырой глиной, на полу валялись отколотые кирпичи. Я подумал, что в таких условиях я еще никогда не болел. Когда я встал, хувараки – Бато и Радна, спросили – как у меня самочувствие. Я ответил – неважное самочувствие, имея в виду температуру. Они спросили, помню ли я вчерашний вечер, и рассказали, что я вчера на полусогнутых ногах ходил по дацану и пел песни! Николас заснял мои похождения на видеокамеру, и от стыда мне захотелось немедленно умереть.

Вообще то, я не слабый человек, в плане выпивки. Во всяком случае, с половины литра я прочно стою на ногах. Скорее всего, это случилось из-за моей слабости после болезни.

Только через три дня я окончательно пришел в себя, и мог пройти по дацану, не пряча от стыда глаза. Температуры больше не было. Я чувствовал себя с каждым днем лучше и лучше. Подстригся, сбрил бороду, и перестал смущать своим видом бурятских прихожан, которые на меня смотрели и спрашивали в столовой у лам – что делает здесь этот, лохматый и небритый русский?

После праздников, настоятель пригласил меня к себе на беседу, и предложил посодействовать в выпуске журнала про Цугольский дацан. Это было здорово! Я согласился. Меня освободили от пилки дров и вообще, от любой работы. Предоставили все архивы, всю литературу о дацане, и сказали, чтобы я занимался только этим. Мы вместе составили редакторский план, и я взялся за дело.

Работа была очень интересной. За месяц я столько узнал о дацане, что иногда, в столовой за обедом, даже читал небольшие лекции. Ламы, в шутку говорили, что я могу теперь свободно водить по дацану экскурсии, и однажды так и случилось.

Вечером, когда все ламы разошлись по домам, в дацан приехали люди. Это были питерские мостостроевцы. Они возводили мост, где то в районе Ясногорска. Один из них был серьезно болен. Он хотел попасть на прием к лекарю – эмчи ламе, а остальные хотели посмотреть дацан. Я их встретил во дворе храма, и объяснил, что сейчас, из лам никого нет, но, если они не против, то я могу сам все им показать. Дацан, ни много-ни мало, причислен к памятнику архитектуры девятнадцатого века. Они не возражали, и я, как Сергей Довлатов в повести "Заповедник", водил по территории дацана группу туристов, рассказывая и объясняя значение каждого места.

Конечно, работая над журналом, узнал я не мало, но еще больше знал архивариус дацана, и талантливый художник – Бальженима Циренов. Я ходил за ним по пятам, с блокнотом и ручкой, и выужиал самые фантастические сведения. Я поднимался на третий этаж главного храма, куда не каждому есть доступ, и фотографировал надписи на стенах, которые оставили советские солдаты, еще в те времена, когда дацан был закрыт, и предан военному гарнизону. Одна из надписей гласила: "Здесь стоял, и громко плакал, от того что мало ел, и много какал. Эпов Вадим. Амурская область, город Зея, 1941 г."

Я ездил на священную гору Хан-Уула, и видел место, где во время гражданской войны был штаб атамана Семенова. Говорят, что когда его окружили, не оставив ни одной лазейки для отхода, он ушел по двадцатикилометровому, подземному тоннелю, который связывает гору Хан-Уула и Цугольский дацан.

Историю дацана я знал назубок. Я знал имена выдающихся учителей, йогинов и святых перерожденцев. Я был в доме-музее Данзана Норбоева. Это был великий человек, который спасая религию от коммунистического произвола, пошел на компромисс с советской властью, из-за чего был обвинен своим же соратниками в измене и предательстве бурятского народа. Расстрелян был Даназан Норбоев в 1937 году, вместе с теми, кто его обвинял в измене. Сегодня его портрет установлен на одном алтаре с портретом Далай Ламы, и в Бурятии Данзана Норбоева почитают наравне со всеми, остальными – святыми.

Бальженима рассказывал, как в тридцать седьмом году, на реке Онон, сотнями расстреливали лам Цугольского дацана. По степи шла яркая, красно-желтая процессия, в сопровождении солдат НКВД. Их стреляли в упор, но некоторые ламы не умирали сразу, даже если пуля пробивала сердце. Тогда, один умник догадался снимать с лам обереги, которые у каждого висели на шее. Солдаты саблями срезали с лам обереги, и после этого проблем, уже не было.

Кого не расстреляли, того отправляли на Колыму. Со станции Оловяная уходили вагоны, битком набитые ламами и их учениками. Я узнал много трогательных историй о том, как ученик, до последнего находился рядом со своим учителем, и когда учитель отходил из этого мира, ученик просил взять его с собой. Говорят, что были такие случаи, когда они действительно уходили вместе.

Многие ламы прошли сталинские лагеря, войну и мирную, советскую жизнь. Когда, 1988 году Цугольский дацан, вновь был открыт, ламы, которые остались в живых – вернулись. Появились первые ученики, и старые ламы начали передавать им свои знания и традиции, которые они сумели сохранить за это время. Кстати, Дима Хохлов – один, из тех, первых учеников.

Скоро у меня был готов материал по всем главам, которые мы наметили. Я давал читать ламам, настоятелю, Бальжениме. Кое-что, по ходу исправлял и добавлял. Работалось легко. Единственной проблемой было – найти тихое место для работы. Приходилось постоянно менять офис. Если Мунко лама не принимал посетителей, то я работал у себя. Если он принимал, то я шел в восьмой домик. Если в восьмом скапливался народ, то я, еще куда-то уходил, лишь бы остаться одному. Иногда, я по ночам сидел у печки, с ноутбуком на коленках, и радовался, что мне никто не мешает работать. Конечно же, специально никто не мешал, а наоборот, все содействовали, и кто как мог помогал. Просто, мне было удобнее работать в тишине, когда не отвлекают посторонние звуки. Например, когда Радне нечем было заняться, он садился возле меня, и вслух начинал читать все, что видел у меня на мониторе. У него, вообще была такая особенность – все читать вслух. Все свои книги он читал вслух. Молитвы учил вслух; даже во сне, иногда он читал молитвы. Он съедал конфетку, а потом вслух читал все, что написано на фантике. Он брал коробку со стиральным порошком, и начинал вслух читать, все, что написано на коробке. Я не раз просил его не мешать мне, но Радна останавливался на некоторое время, а потом, но инерции начинал все заново.

Статуя Будды Майтрейи, или как говорится по-бурятски – Майдари, это действительно впечатляет. Я несколько раз заходил в Майдари-дуган, и рассматривал статую по полчаса. Одна из глав журнала была посвящена ей, и мне посчастливилось узнать подробнейшую историю ее создания и дальнейшей, непростой судьбы.

Будда Майтрейя, это имя Будды грядущих времен. Его пришествие в буддийском мире трактуется примерно так же, как следующее пришествие Христа у христиан. Перед этим будут, и страшные войны, и Сатана выйдет на землю, что бы потерпеть окончательное поражение. Все, очень похоже...

Культ Будды Майтрейи широко распространен в Бурятии, поэтому каждый дацан старался, прежде всего, приобрести статую Майдари. На иконах и в скульптурах, Майдари всегда изображается сидящим по европейски. То есть не в позе лотоса, как сидит Будда Шакьямуни, а, как бы сидя на стуле. По предсказаниям, Майдари будет большего роста и белоголовый; он будет не азиат, а европеец.

В 1896 году, Цугольский мастер Шойбон Намсараев написал письмо генерал-губернатору Забайкалья с просьбой разрешить в Цугольском дацане возведение скульптуры Будды Майтрейи, и постройку дугана для нее. К прошению он прилагал макет, собственного изготовления.

Я видел копию этого прошения, и копию разрешения от генерал-губернатора! Я нашел их в научной диссертации улан-удэнских историков, которая сейчас хранится в Цуголе. Еще я видел акты изъятия этой статуи в 1934 году, и отправки ее в Ленинград, в музей атеизма. Видел акты описи дацанского имущества, подписанные комиссарами, и деятелями от ЦИК Бурятскй АССР.

К лету 1897 года, по проекту Шойбона Намсараева, был выстроен новый дуган Майдари. По его же эскизам была изготовлена Будда Майтрейи. Все остальные дацаны Бурятии приобретали статуи Майдари в Китае или Монголии. Эта же была целиком работы цугольских мастеров. Она была вычеканена из меди, покрыта сусальным золотом, и украшена драгоценными камнями. Статуя была составлена из семи частей (голова, грудь, две руки, нижняя часть туловища, две ноги). Когда изображение божества собиралось в одно целое, то существовала система заполнения полой части статуи. Внутрь ее закладывались семена растений, курительные свечи, благовония, священные книги и прочие ритуальные предметы. Этим занимались только высокопоставленные ламы, и обряд заполнения сопровождался ритуальными молитвами и чтением специальных мантр.

В 1934 году статую разобрали большевики и увезли в Ленинград, а здание Майдари сумэ, передали населению Кункурского сомона для, как указано в официальном документе, "использования культурной нужды". До наших дней здание не дожило. В Ленинграде статуя шестьдесят лет пылилась в подвале Казанского собора, пока не настали новые времена.

В 1990 году, из Агинского была снаряжена в Питер специальная делегация, которая предоставив соответствующие документы доказала, что это именно цугольский Майдари, и статую привезли домой. До 2001 года она лежала в разобранном виде на третьем этаже главного храма. В год двухсотлетия дацана, на месте бывшего Майдари дугана состоялся молебен, и заложен первый камень в честь будущего строительства здания для статуи Будды Майтрейи. Сама статуя была восстановлена. Некоторые ее части были утеряны, и их пришлось изготавливать заново. Когда новый Майдари дуган был готов, статую собрали и посадили на кедровый трон, который, кстати, делал Федя. Я видел фотографии восстановительных работ, и читал всю их хронику.

В этом деле участвовала масса народу. Когда я делал журнал, то я, конечно же, всех указывал поименно; рабочих, организации, которые финансировали это дело, их руководителей и т.д. Здесь я столкнулся с маленьким неудобством. Когда шел длинный перечень всех людей, занятых на этих работах, то фамилии и имена, в большинстве были бурятскими. Я по буквам их произносил, и одним пальцем, очень медленно набирал их на клавиатуре. Некоторые невозможно было выговорить, не то, что быстро напечатать. Еще, там работала бригада из Грузии, и их фамилии, я тоже, как первоклассник выводил по буквам. Запомнилась фамилия бригадира – Бибилиури.


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
 Заголовок сообщения: Re: Посещение Цугольского дацана
СообщениеДобавлено: 26 фев 2018, 03:06 
Администратор
 
Аватара пользователя


Зарегистрирован: 03 май 2017, 17:53
Сообщений: 22049
Медали: 53
Cпасибо сказано: 866
Спасибо получено:
19270 раз в 11997 сообщениях
Магическое направление:: Астрология, Рунология
Очков репутации: 70203

Добавить
Сегодня на статую Майдари едут посмотреть со всех уголков ------. При мне, несколько раз приезжали разные, высокопоставленные чиновники из Москвы. Я не буду описывать те чувства, которые меня посещали, когда я стоял рядом с ней. Слова здесь бессмысленны. Её надо видеть своими глазами.

Журнал я подготовил за месяц. Мы все вместе почитали мою писанину, и решили, что она готова к печати. С фотографиями очень помог Николас. Он излазил все вокруг и начикал много хороших снимков. Старые снимки, времен девятнадцатого и начала двадцатого веков, предоставил Бальженима. Общими усилиями, мы составили журнал про цугольский дацан, и это будет первое издание за всю его, двухсотлетнюю историю.

Постановили на том, что настоятель будет искать деньги на тираж журнала (если есть желающие помочь, то не стесняйтесь), а я поеду домой и буду делать электронный макет.

За день до того, как я решил поехать домой, напилась тетя Аня. Мы с Аюр ламой первыми увидели, как она утром пыталась зажигалкой открыть висячий замок на столовой. Ее понять можно. Она работает без выходных и целый день не выходит со столовой, находясь, с утра до вечера у плиты, успевая еще и мыть посуду. Говорят, что раз в полгода она, таким образом расслабляется.

Ее отвели домой, и встал вопрос – кто сегодня будет готовить еду? Я, не задумываясь, предложил себя на эту должность. Мне дали ключи от склада, где хранятся все продукты, и пожелали удачи. В последний день пребывания в дацане, я приготовил для лам и хуараков отварную баранину, пюре с подливкой, настряпал оладий и сварил компот. Я сделал это от всей души, и мне было очень приятно смотреть, как они с удовольствием едят сделанное мной.

На следующее утро я уехал. Меня никто не провожал, потому что шел очередной хурал. Все ламы и хуараки были на службе. Двадцать минут на автобусе я ехал до Оловянной. Ехал и вспоминал, как два месяца назад пешком шел по этой дороге.

Вспомнил, как знакомился с обитателями дацана, и как непривычно мне было находиться здесь в первое время.

Вспомнил, как ночью с Абида ламой отвозили корову в степь на стоянку, и как там заблудились. Четыре часа кружили по степи, и на силу отыскали обратную дорогу.

Вспоминал, как я помогал в позной крутить мясо, за что ее хозяин – Ботоболот угощал меня каждый день позами и бурятским супом из пшеницы и баранины.

Вспомнил, как Радна выигрывал всех в шахматы. Конкуренцию ему мог составить только Аюр лама, но это было редко, и по-моему Радна слегка ему поддавался.

Вспомнил, как после Сагаалгана все ламы разъехались по деревням читать молебны, и я на несколько дней остался совсем один.

Вспомнил, как мы с Радной тащили барана. Я решил тогда продемонстрировать ловкость, и закинул барана себе на шею, как это делают бурятские чабаны. Баран меня обписал, и Радна сказал, что это хороший знак. Я тогда психанул, и сказал суеверному Радне, что если бы баран меня обкакал, то я бы, наверное, вообще мог считать себя счастливчиком.

Мунко лама сказал мне как-то, что в цугольском дацане не бывает случайных людей, и если человек тут находится, то он связан с этим местом особыми, кармическими узами. Даже собаки, которые ошиваются возле дацанской столовой, и те, не случайные здесь обитатели. Все, что происходит в жизни дацана – все не случайно.

Я попросил пояснить, и Мунко лама сказал, что, возможно, в одной из прошлых жизней, которых, оказывается, у меня было тысячи, я вполне мог быть ламой в этом дацане, либо, у меня все еще впереди.

Не знаю-не знаю... Мне и без этих, туманных перспектив на будущую жизнь, хватило ярких впечатлений от цугольского дацана. Каждый день был как глоток родниковой воды. Из всех, с кем приходилось мне тут общаться, я не увидел ни одной серой или невзрачной личности. Про каждого можно написать отдельную повесть. Мы все вместе прожили в дацане, еще два месяца из своей жизни. Я уехал, а они остались. Сто лет назад нас и в помине тут не было, а через сорок-пятьдесят, нас опять не будет, но, на эти два месяца судьба, зачем-то нас свела. Мне бы очень хотелось узнать у судьбы – зачем она это сделала, хотя, только в песнях можно что-то узнать у ясеня, или у тополя, или у ветра с луною. Свела – значит ей виднее.

Автор: Павел Щербина.


Cпасибо сказано
Вернуться к началу
 Профиль  
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 4 ] 

Часовой пояс: UTC + 3 часа [ Летнее время ]



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Перейти:  



Последние темы





Официальные каналы форума:

Наша страница в Vk

Наш канал Яндекс Дзен

Наш телеграм


Банеры

Яндекс.Метрика

Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
GuildWarsAlliance Style by Daniel St. Jules of Gamexe.net
Guild Wars™ is a trademark of NCsoft Corporation. All rights reserved.Весь материал защищен авторским правом.© Карма не дремлет.
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB